Иван Майский - Близко-далеко

И Вильямс остался в капитанской шлюпке.

…Тем временем шлюпка Смита вернулась к брошенному каравану. Первыми расстались с капитаном юный Максвелл и механик Шафер, перескочившие на шлюпку № 3. Петров встретил их холодно и заявил:

– Мы нагружены до отказа. Если мы берем двух новых, то капитанская шлюпка также должна принять от нас двух человек.

Услышав это, большой, грузный бур, примостившийся на носу, быстро поднялся. Но сидевший рядом Потапов схватил его за руку.

– Как вы смеете! – взвыл бур и стал отчаянно вырываться.

Однако Александр Ильич точно стальными клещами зажал руку бура.

– Есть более достойные, – усмехнувшись, сказал по-русски Александр Ильич и обратился к молодой англичанке, прижимавшей к себе двух маленьких детей: – Мадам, вам лучше перейти в шлюпку капитана.

Англичанка, с благодарностью взглянув на него, подхватила ребят и мигом очутилась в шлюпке № 1. Только теперь Потапов отпустил бура. Тот бросился вслед за женщиной, но было поздно: капитанская шлюпка уже отвалила. Потом с нее в другие шлюпки пересело еще несколько человек. После этого капитан Смит подал команду «вперед!», и его шлюпка, постепенно набирая ход, скоро исчезла в полумгле сумерек…

Пять оставшихся шлюпок медленно и нестройно двинулись вперед, держась одна подле другой. Время от времени пассажиры перекликались, чтобы не растеряться в быстро наступающей тьме.

Ночью налетел шквал. Исчезли звезды, тучи низко неслись, точно стараясь задеть крылом взволнованную поверхность океана. Непрерывно сверкали молнии. Раскаты грома становились все оглушительнее. Дикие порывы свистящего ветра срывали верхушки волн. Стремительные потоки тропического ливня смешивались с соленой водой…

Шлюпка № 3 безвольно неслась меж водных хребтов, чудом удерживаясь на плаву, с трудом повинуясь рулю. Вода заливала суденышко, и люди лихорадочно вычерпывали ее. Женщины сидели, крепко прижавшись друг к другу, вцепившись в лавки и борта. Стало очень холодно.

Особенно плохо пришлось индианке и ее девочке. Женщина была в легком платье. Намокнув, оно облепило ее худенькую, хрупкую фигурку. Крепко прижимая полуобнаженного ребенка, индианка старалась согреть его своим дыханием, растирала, но девочка дрожала от холода и чуть слышно плакала.

На Тане было просторное шерстяное пальто. Расстегнув его, она протянула к девочке руки и хотела взять ее, чтобы укутать, согреть. Индианка с ужасом посмотрела на белую женщину и громко вскрикнула. Могла ли она ждать добра от белого человека?.. Индианка обхватила девочку обеими руками и исступленно замотала головой. Таня жестами пыталась успокоить мать, объяснить ей свое намерение, но бедная женщина или не понимала, или не верила. Только когда сосед-индиец прошептал что-то ей на ухо, мать решилась и протянула ребенка Тане. Через несколько минут девочка уже крепко спала, пригревшись под пальто на груди белой женщины.

К утру шторм начал стихать. Когда поднялось солнце, растревоженный океан еще продолжал волноваться, но буря уже унеслась за горизонт. Вдруг из всех уст вырвался крик удивления и тревоги: на широком, вспененном просторе океана не виднелось ничего, кроме перекатывающихся волн. Все другие шлюпки с «Дианы» исчезли в неистовстве промчавшегося шторма…

Итак, шлюпка № 3 осталась одна.

Одна в безбрежности океана, одна в своих усилиях добраться до твердой земли… Жуткое чувство закрадывалось в душу каждого: удастся ли спастись?

Это была не просто большая шлюпка, набитая тридцатью пятью потерпевшими крушение людьми, скованными вместе нависшей угрозой смерти, – нет, это был целый мир, отразивший в себе всю сложность современного общества и раздираемый всеми его внутренними противоречиями…

Здесь были советские люди. К ним сильно тяготели Карло и Мэри Таволато. На шлюпке эта «пятерка» сплотилась в единое целое.

Здесь была английская «десятка», очень пестрая по социальному составу и политической окраске. В нее входили банкир Драйден, генерал Блимп, фабрикант оружия Петерсен с женой, механик Шафер, лейтенант Максвелл, буфетчик Наттинг, медицинская сестра Кроули, ирландский священник Дюланти, а также профессор-орнитолог Мандер, который вез на «Диане» большую коллекцию собранных им южноафриканских птиц и теперь оплакивал ее гибель во время катастрофы.

Здесь была бурская «шестерка»: крупный южноафриканский золотопромышленник Ванболен с женой, полковник Дрентельн с женой и ребенком и богатый помещик-овцевод Крейгер, тот самый толстый бур, которому Александр Ильич помешал перескочить в капитанскую шлюпку. Крейгер был ярым, свирепым расистом, он жил в своих владениях как неограниченный властитель и держал тысячи работавших на него негров на положении рабов.

В носовой части шлюпки собралось девять южноафриканских негров: кочегаров, матросов, грузчиков. Среди них заметно выделялись двое: юный геркулес лет двадцати, веселый подвижной парень, которого товарищи звали Бамбо, и крепкий мужчина лет сорока пяти с умными глазами и морщинистым лицом, по имени Мако, плававший много лет на английских пароходах. Мако сразу стал вожаком этой группы. Он говорил на ломаном английском языке и крайне недоверчиво относился к белым.

Наконец было пять индийцев: два официанта «Дианы», судовой парикмахер и женщина, дочку которой Таня согревала во время шторма. Муж индианки – конторщик «Дианы» – погиб во время катастрофы, и теперь она робко жалась к своим соплеменникам. Лидером индийцев был парикмахер Кришна – бывалый и смелый человек.

И вот все эти столь разные люди оказались в маленьком деревянном ковчеге, из которого не было выхода.

Конечно, нависшая над всеми смертельная опасность в известной мере приглушала противоречия. И тем не менее, подспудно, они продолжали существовать, грозя вырваться наружу при первом же серьезном поводе.

И такой повод скоро представился.

После бури установилась тихая погода. Солнце слало вниз палящие лучи. К полудню стало нестерпимо жарко. Люди в шлюпке изнемогали от жажды, но запас воды был так мал, что Максвелл распорядился выдавать не более ста граммов в сутки на человека.

Бурский помещик Крейгер не мог с этим примириться. Потный и красный, он сидел в носовой части шлюпки, окруженный бурами, и шумно выражал свое недовольство. Ему очень хотелось пить, но еще больше его возмущало то, что рацион воды для всех – белых и черных – был одинаков. Как? Он, знатный «африкандер», [16]и последний негр, которого даже человеком-то считать нельзя, получают по сто граммов воды в сутки! Это просто нестерпимо!

Наконец Крейгер не выдержал и крикнул Максвеллу: