Карл Май - Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

Он взял меня за левую руку, Виннету — за правую и пошел с нами на нашу сторону. Воздействие его слов было ошеломляющее: все его люди последовали за ним. Не думаю, что хоть один воин остался на той стороне озера. Это стало, пожалуй, следствием того, что старик назвал их вождя трусом.

Увидев это, Большой Рот застыл, как камень. Он некоторое время, словно ничего не понимая, уставился на нас, потом повернулся и пошел к своему костру, возле которого опустился на землю посреди старейшин. На нашей стороне царило глубокое молчание, а у них шло оживленное обсуждение. Мы видели возбужденные движения и озабоченные выражения лиц старых воинов, которые пытались что-то доказать Большому Рту. Но он выслушивал их безо всякого удовольствия. Это продолжалось, пожалуй, часа два. Потом один из старейшин медленно пошел к буку, остановился там и громко крикнул:

— Слушайте, воины юма и воины мимбренхо! Перед вами Длинная Ступня, опытный воин, который много лет и зим шагал по жизни и очень хорошо знает, как должен поступать храбрый воин в любом случае. У Большого Рта, известного вождя юма, был сын, Маленький Рот, который погиб от пули Олд Шеттерхэнда. Эта кровь должна быть отомщена. Олд Шеттерхэнд повредил нашему вождю руку — это тоже должно быть отомщено. Рядом с Олд Шеттерхэндом находится мальчишка из племени мимбренхо, которого назвали Убийцей юма. Это оскорбление всего нашего племени может быть смыто только его кровью. Мы должны были бы сразу убить Олд Шеттерхэнда и мальчишку, где бы они ни находились. Но они выкурили трубку мира с воинами Хитрого Змея, а значит, стали нашими братьями, а поэтому мы не можем их просто убить. Обе стороны должны сойтись в открытом поединке. Нас оскорбили, а поэтому мы будем решать, каким оружием будут сражаться две стороны. Так как одна рука у нашего вождя повреждена и он не в состоянии сражаться, то за него должен выступить кто-то другой. Но за это мы разрешаем Убийце юма выставить вместо себя своего младшего брата. Кто хочет заменить Большого Рта, тот должен выйти вперед!

После такого весьма своеобразного заявления воин вернулся к костру. Значит, они решили проводить поединки, даже не спросив меня прежде, согласен ли я. Ну, а замену Убийцы юма его младшим братом, конечно, определил старый вождь.

Чтобы посоветоваться, я послал за Сильным Бизоном. Но чтобы перешедшие к нам юма раньше времени его не узнали, я приказал ему остановиться в сильно затененном месте, где бы лица его нельзя было увидеть, а фигура была бы едва различима. Когда я через несколько минут пришел на это место, Сильный Бизон уже ждал там. Я рассказал ему обо всем случившемся. Я полагал, что он, как отец, испугается, но он сказал очень спокойно:

— Значит, я слышал именно тот самый громкий голос! Он доносился до нас, но мы не могли разобрать слов.

— Я вызвал тебя, чтобы узнать, должен ли твой сын принимать вызов.

— Разумеется, должен! Разве может любой мимбренхо сказать про себя, что он испугался какого-то юма!

— Но твои сыновья еще очень юные. Против твоего младшего выставят сильного и опытного противника!

— Тем хуже для юма, потому что тогда мы можем говорить про них, что они трусы, что их опытные воины сражаются с детьми и терпят поражения.

— Ты так уверен в победе?

— Никто из юма не победит моих мальчиков!

— А кто должен сражаться? Убийца юма или его брат?

— Его брат, который тоже хочет получить имя.

— Но подумай, что ему придется согласиться как с выбором оружия, так и со способом поединка!

— Мои мальчики всему обучены — я не беспокоюсь за них, а то, что они сопровождали тебя и Виннету, принесло им большую пользу. А примешь ли ты сам вызов?

— Могу ли я поступить по-другому? Если вызов принимает малыш, то Олд Шеттерхэнд не может уступить ему в мужестве.

— В твоей храбрости никто не сомневается, но разве будет медведь бороться с мышью?

— Ах, вот что ты имеешь в виду! Ну, да, медведь выйдет на поединок. Когда мышь захочет укусить его, медведь поддаст ее лапой. Это ведь тоже поединок. Ты посмотришь. Оставайся здесь, но так, чтобы тебя не видели и не узнали!

После этого разговора я отправился к мальчишкам, которые с невозмутимыми лицами сидели один подле другого, как будто не произошло ничего необыкновенного.

— Я говорил с вождем, вашим отцом, — сказал я им. — Что вы намерены делать?

— Драться, — ответил младший. — Я должен получить имя, поэтому мой брат уступает мне своего юма.

В этой фразе был виден характер сыновей вождя. Один уступает другому воина юма, значит, они уже рассматривали противника как свою собственность. Когда такую уверенность выказывает опытный воин, это понятно и даже похвально, но если она проявляется в таком юном возрасте, да еще по такому серьезному поводу, то это, конечно, можно считать некоторым легкомыслием.

На нашей стороне дарило полное молчание. Люди лежали в траве рядышком и ожидали, как будут разворачиваться события. Полночь уже давно прошла, и только около часа ночи Длинная Ступня снова вышел к буку и возвестил:

— На совете старейшин мы решили, что в первом поединке биться Олд Шеттерхэнд и его противник будут копьями. Правда, желающего сражаться с бледнолицым пока не нашлось, поэтому порядок поединка будет определен позже. Мимбренхо будет биться в воде, на ножах, а его противником выбран Черный Бобер. Сражаться они будут до тех пор, пока один из них не погибнет. До этого ни тот, ни другой не смеет выходить из воды.

Хитро задумано! Имя Черный Бобер позволяет предполагать, что владелец его ловок в плавании и нырянии. А я должен сражаться копьем, оружием краснокожих, самым непривычным для меня оружием. Но тут юма просчитались. Виннету был величайшим мастером и в метании копий и в фехтовании ими, и он долго занимался со мной, пока по меньшей мере что-то из его умения не передалось мне. У вестмена не бывает свободного времени: если он не занят ничем другим, то он упражняется в военном искусстве. Оттого и появляется у этих людей достойные удивления ловкость и уверенность, мастерство владения разным оружием. Кто любуется ими, тот и понятия не имеет, сколько труда требуется для выработки этих качеств.

Итак, противника для меня пока не нашлось. Может, и вообще не найдется: с этим я уж как-нибудь смирюсь. Но за маленького мимбренхо я боялся. Меня тянуло к нему, я хотел дать ему несколько далеко не бесполезных советов. Когда он заметил, что я к нему приближаюсь, он встретил меня с улыбкой. Паренек ни чуточки не боялся, и когда я его спросил: «Хорошо ли плавает мой юный брат?» он ответил:

— Я всегда очень охотно ныряю в воду.

— Просто нырять, чтобы искупаться, — это одно дело, но погружаться в воду с ножом, чтобы бороться за жизнь, — это совсем другое.