H. Haggard - Копи царя Соломона. Английский язык с Г. Р. Хаггардом.

Sir Henry knelt down and peered into its face (сэр Генри опустился на колени /рядом с ним/ и взглянул в его лицо; knee— колено; to kneel— преклонять колени, становиться на колени ).

halt [hO:lt], pierce [pIqs], semidarkness ["semI'dQ:knIs], knelt [nelt]

Outside the cave we halted, feeling rather foolish.

"I am going back," said Sir Henry.

"Why?" asked Good.

"Because it has struck me that — what we saw — may be my brother."

This was a new idea, and we reentered the cave to put it to the proof, After the bright light outside our eyes, weak as they were with staring at the snow, could not for a while pierce the gloom of the cave. Presently, however, we grew accustomed to the semi-darkness, and advanced on to the dead form.

Sir Henry knelt down and peered into its face.

"Thank God (слава Богу)," he said, with a sigh of relief (сказал он, со вздохом облегчения), "it is not my brother (это не мой брат)."

Then I went and looked (потом и я подошел и взглянул). The corpse was that of a tall man in middle life (это был труп высокого мужчины среднего возраста; middle— середина; in the middle of life— в середине жизни ), with aquiline features (с острыми чертами лица /и орлиным носом/; aquiline— орлиный; похожий на клюв орла; features— черты лица ), grizzled hair (седыми волосами), and a long black mustache (и длинными черными усами). The skin was perfectly yellow (кожа была совершенно желтой), and stretched tightly over the bones (и была туго натянута на костях = и плотно облегала скелет; bone— кость; скелет, останки ). Its clothing, with the exception of what seemed to be the remains of a pair of woollen hose, had been removed (его одежда, за исключением того, что, казалось, было остатками пары шерстяных брюк, исчезла: «была снята /с него/»; to remove— передвигать; снимать /предмет одежды, что-либо с чего-либо и т. д./ ), leaving the skeleton-like frame naked (оставив похожий на скелет труп обнаженным). Round the neck hung a yellow ivory crucifix (на шее висело распятие из пожелтевшей слоновой кости). The corpse was frozen perfectly stiff (труп был совершенно окоченевшим /от холода/; stiff— тугой, негибкий; окостеневший, одеревенелый; frozen— замороженный ).

"Who on earth can it be (кто же это может быть; earth— земля, суша; on earth— /разг./ усил. же, просто, только, все-таки )?" said I.

"Can't you guess (разве вы не можете догадаться; to guess— гадать, догадываться; отгадать, догадаться )?" asked Good.

I shook my head (я покачал головой; to shake— трясти; качать ).

relief [rI'li:f], aquiline ['xkwIlaIn], grizzled [grIzld], mustache [mqs'tQ:S], skeleton ['skelItn], ivory ['aIv(q)rI], crucifix ['kru:sIfIks]

"Thank God," he said, with a sigh of relief, "it is not my brother."

Then I went and looked. The corpse was that of a tall man in middle life, with aquiline features, grizzled hair, and a long black mustache. The skin was perfectly yellow, and stretched tightly over the bones. Its clothing, with the exception of what seemed to be the remains of a pair of woollen hose, had been removed, leaving the skeleton-like frame naked. Round the neck hung a yellow ivory crucifix. The corpse was frozen perfectly stiff.

"Who on earth can it be?" said I.

"Can't you guess?" asked Good.

I shook my head.

"Why, the old don, José da Silvestra, of course — who else (как же, /это/ старый дон Жузе да Силвештра, конечно же — кто же еще /это может быть/)?"

"Impossible (невозможно)," I gasped (выдавил я), "he died three hundred years ago (он умер триста лет назад)."

"And what is there to prevent his lasting for three thousand years in this atmosphere (и что здесь могло бы помешать ему сохраняться три тысячи лет в этой-то атмосфере; to prevent — предотвращать, предупреждать; мешать, не допускать; to last — продолжаться, длиться; сохраняться ) I should like to know (хотелось бы мне знать)?" asked Good. "If only the air is cold enough (если только воздух достаточно холодный) flesh and blood will keep as fresh as New Zealand mutton forever (то плоть и кровь останутся свежими, словно новозеландская баранина, навечно; to keep — держать, не отдавать; сохраняться; оставаться/в известном положении, состоянии и т.п./ ), and Heaven knows it is cold enough here (а, здесь, ей-богу: «небеса/Бог знает», достаточно холодно). The sun never gets in here (солнце никогда не заглядывает: «не попадает» сюда); no animal comes here to tear or destroy (ни одно животное не приходит сюда, чтобы разодрать или уничтожить /его/; to tear — разрывать, рвать; to destroy — разрушать; уничтожать ). No doubt his slave, of whom he speaks on the map (без сомнения, его раб, о котором он говорит = упоминает в карте), took off his clothes and left him (снял с него одежду и оставил его /здесь/). He could not have buried him alone (он один не смог бы похоронить его). Look here (взгляните-ка)," he went on, stooping down and picking up a queer-shaped bone (продолжил он, наклоняясь и поднимая какую-то кость странной формы; to stoop — сутулиться; наклоняться, нагибаться; shape — форма, очертание; shaped — имеющий определенную форму ) scraped at the end into a sharp point (заточенную с одного конца до острого кончика; to scrape — скоблить, скрести ), "here is the `cleft-bone' that he used to draw the map with (вот и та самая "расщепленная кость", которую он использовал, чтобы нарисовать карту)."

atmosphere ['xtmqsfIq], New Zealand ['nju:'zi:lqnd], mutton [mAtn]

"Why, the old don, José da Silvestra, of course — who else?"

"Impossible," I gasped, "he died three hundred years ago."

"And what is there to prevent his lasting for three thousand years in this atmosphere I should like to know?" asked Good. "If only the air is cold enough flesh and blood will keep as fresh as New Zealand mutton forever, and Heaven knows it is cold enough here. The sun never gets in here; no animal comes here to tear or destroy. No doubt his slave, of whom he speaks on the map, took off his clothes and left him. He could not have buried him alone. Look here," he went on, stooping down and picking up a queer-shaped bone scraped at the end into a sharp point, "here is the `cleft-bone' that he used to draw the map with."

We gazed astonished for a moment (мы удивленно смотрели какое-то мгновение), forgetting our own miseries (позабыв о собственных бедствиях) on the extraordinary and, as it seemed to us, semi-miraculous sight (на это необычное и, как нам казалось, полу-сверхъестественное = почти что сверхъестественное зрелище; miracle — чудо; miraculous — чудотворный; сверхъестественный ).

"Ay," said "Sir Henry, "and here is where he got his ink from (а вот откуда он брал свои чернила)," and he pointed to a small wound on the dead man's left arm (и он указал на небольшую рану на левой руке мертвеца). Did ever man see such a thing before (видел ли кто-нибудь такое раньше)?"

misery ['mIzqrI], miraculous [mI'rxkjulqs], wound [wu:nd]

We gazed astonished for a moment, forgetting our own miseries on the extraordinary and, as it seemed to us, semi-miraculous sight.

"Ay," said "Sir Henry, "and here is where he got his ink from," and he pointed to a small wound on the dead man's left arm. Did ever man see such a thing before?"

There was no longer any doubt about the matter (не осталось больше никаких сомнений в этом; matter — вещество; вопрос, дело ), which I confess, for my own part, perfectly appalled me (что, должен признать, лично меня чрезвычайно ужаснуло; part — часть, доля; сторона; for my own part — с моей стороны, что касается меня; to appall — лишать мужества, силы духа; пугать, ужасать ).

There he sat, the dead man (вот сидел он, тот самый мертвец), whose directions, written some ten generations ago, had led us to this spot (чьи указания, написанные около трехсот лет: «десяти поколений» назад, привели нас к этому месту; generation — поколение; период времени/ок. 30 лет/ ). There in my own hand was the rude pen with which he had written them (в моей руке находилась та самая примитивная ручка, которой он написал их /указания/; rude — грубый, оскорбительный; примитивный ), and there round his neck was the crucifix his dying lips had kissed (и на его шее висело распятие, которое поцеловали его умирающие = холодеющие губы).

confess [kqn'fes], appall [q'pO:l], generation ["dZenq'reIS(q)n], rude [ru:d]

There was no longer any doubt about the matter, which I confess, for my own part, perfectly appalled me.

There he sat, the dead man, whose directions, written some ten generations ago, had led us to this spot. There in my own hand was the rude pen with which he had written them, and there round his neck was the crucifix his dying lips had kissed.

Gazing at him my imagination could reconstruct the whole scene (при взгляде на него мое воображение смогло восстановить всю картину; to reconstruct — перестраивать; восстанавливать/напр., в памяти/; scene — место действия/в пьесе, романе и т.п./; картина, зрелище ): the traveller dying of cold and starvation (путешественника, который умирает от холода и голода), and yet striving to convey the great secret he had discovered to the world (и все же прилагает все усилия, чтобы донести великий секрет, который он открыл, всему миру; to strive — стараться, бороться; to convey — перевозить, переправлять; сообщать, передавать ); the awful loneliness of his death (ужасное одиночество его смерти), of which the evidence sat before us (доказательство которой сейчас сидело перед нами; evidence — ясность, наглядность; доказательство, подтверждение ). It even seemed to me that I could trace in his strongly-marked features (мне даже показалось, что я смог разглядеть в его резко обозначенных чертах; to trace — набрасывать/план/, чертить/карту и т.п./; находить, усматривать; to mark — ставить знак, ставить метку; отмечать, обозначать ) a likeness to those of my poor friend Silvestre, his descendant (сходство с чертами моего бедного друга Силвештра, его потомка; poor — бедный, малоимущий; бедный, несчастный ), who had died twenty years ago in my arms (который умер двадцать лет назад на моих руках), but perhaps that was fancy (но, возможно, это было лишь мое воображение; fancy — воображение, фантазия ).