Джеймс Купер - Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами

А вот в оценке Питера молодая чета расходилась намного больше, чем в отношении к религии. Бурдона то с большей, то с меньшей силой, но тем не менее постоянно грыз червь сомнения относительно намерений Питера, тогда как его жена с первой минуты их знакомства прониклась к нему беспредельным доверием. Строить догадки, почему это произошло, наверное, бесполезно; бесспорно лишь, что внутри каждого из нас есть потаенные пружины, заставляющие с одними людьми — нам симпатичными — сближаться, а от других — антипатичных — отдаляться. Встретившись впервые, люди испытывают взаимное притяжение, словно две находящиеся рядом капли воды, или, напротив, неприязнь и отскакивают друг от друга, как два одноименных электрических заряда.

С Питером и Марджери произошло первое. С первого взгляда они понравились друг другу, а обоюдные проявления доброты усилили это чувство. К этому времени девушка настолько привыкла к индейцам, что относилась к ним как ко всем прочим людям, включая своих соотечественников, то есть одним симпатизируя, а другим — нет, независимо от цвета их кожи. Правда, Марджери вряд ли могла бы влюбиться в индейца, даже если бы ей встретился молодой человек подходящего возраста и характера: этому — и только этому — помешали бы впитанные с молоком матери предрассудки расового свойства, но, исключая любовные отношения, она была способна видеть в каждом аборигене и плохие и хорошие стороны, точно так же, как в белом человеке. Взаимное расположение, возникшее у Питера и Марджери, имело своим следствием то, что девушка была твердо уверена: загадочный вождь ей друг и в случае надобности придет на помощь. Так она была настроена даже в тот период, когда Питер еще томился сомнениями — то ли распространить свой кровожадный замысел и на Марджери, то ли сделать для нее одной исключение. Воистину неизъяснимы чувства, питаемые нами к окружающим! Вот ведь Марджери никогда не испытывала доверия к Быстрокрылому Голубю, хотя он был всей душой предан Бурдону и оставался с ним лишь из одного желания быть ему полезным. Его грубоватая манера общения, менее обходительная и вежливая, чем у Питера, с самого начала оттолкнула девушку, а впоследствии ей было трудно преодолеть это отчуждение и сблизиться с Быстрокрылым настолько, чтобы иметь возможность разглядеть, что он за человек — хороший или плохой.

Марджери, однако, ненамного лучше мужа представляла себе, какая знаменательная перемена свершилась в миросозерцании Питера, хотя при большем внимании с ее стороны могла бы, в отличие от Бурдона, оценить по достоинству это важное событие. Но она и без того была совершенно спокойна: намерения Питера не внушали ей ни малейших опасений. Насколько велика была ее уверенность в чистосердечной преданности Питера, явствует из разговора молодоженов, состоявшегося вскоре после его ухода.

— Как бы мне хотелось вырваться из рук этого краснокожего, Марджери! — сказал Бурдон, изменивший на сей раз своей обычной скрытности.

— Из рук Питера! Ты удивляешь меня, Бенджамин! Если уж мы рискуем, связываясь с индейцами, то лучших рук, чем у Питера, нам не найти. Понимаю еще, если бы ты боялся подвоха со стороны Быстрокрылого Голубя.

— За Быстрокрылого я готов головой поручиться.

— Рада это слышать, потому что сама я не расположена к нему даже наполовину по сравнению с тобой. Возможно, во мне говорит предубеждение против него: я как увидела близ устья реки снятый им скальп, так и невзлюбила его с первого взгляда.

— А разве ты не слышала, Марджери, что твоего задушевного друга называют Питер Скальп?

— Слышала, разумеется, но я не верю, что он за всю свою жизнь снял хоть один скальп.

— Он тебе это говорил?

— Нет, пожалуй, но и не размахивал перед моими глазами снятым скальпом, как это сделал Быстрокрылый Голубь. Нет, нет, этот чиппева мне положительно не по душе, милый Бурдон.

— Не бойся его, Марджери; а вот Питер — действительно загадочный вождь: сколько я ни думаю, никак в толк не возьму, зачем ему было приводить нас сюда, если у него дурные намерения. Проследить направление его полета к улью выше моих сил.

— Смею тебя заверить, Бурдон, что, проследив, убедишься — он направляется к дружественному улью. Я доверяю Питеру почти так же, как ты Гершому. Ты же слышал его рассказ о пасторе Аминь и капрале.

— Да, и заметил, с каким хладнокровием он все это воспринял, — возразил Бурдон, качая головой. — Сдается мне, что смерть, так внезапно настигшая людей, даже сердце индея могла бы тронуть больше.

Марджери побледнела, тело ее охватила легкая дрожь. Прошла целая минута, прежде чем она нашла в себе силы возобновить разговор.

— Это ужасно, но я не разделяю твои опасения, не могу разделить, — выдавила она наконец из себя. — Я уверена, Бурдон, мы должны только благодарить Питера за то, что он привел нас сюда. Вспомни, с каким серьезным выражением лица он слушал слова Спасителя.

— Если это так, если у него нет дурных намерений, то я, что и говорить, очень ему благодарен. Но я не знаю, что и подумать. Быстрокрылый Голубь не раз давал мне намеками понять, что этому неизвестному нам индею не стоит очень уж доверять.

— Он и мне делал подобные намеки, но я все равно скорее доверюсь Питеру, чем ему.

— Наша жизнь в руках Провидения, вот что я скажу. Если этим двум индеям можно доверять, то все обойдется — ведь Питер привел наши лодки в замечательное убежище, а нашел его, по словам того же Питера, Быстрокрылый Голубь.

Тут молодожены высадились на берег и внимательнейшим образом осмотрели участок болота вокруг предполагаемого пристанища. В этом месте берег реки возвышался над окружающей низиной; на покрывавшей его сухой почве сродни песчаной росло несколько молодых сосенок. Поскольку большие деревья были повалены, ничто не преграждало доступ свету и воздуху в этот оазис площадью в четыре-пять акров, что придавало ему известную жизнерадостность, особенно по сравнению с мрачной топью. Его со всех сторон закрывали от любопытных взоров ветки поваленных деревьев, да и болото само по себе являлось не только надежным заслоном, но и почти непреодолимой естественной преградой на пути с прогалин. «Почти», ибо бортник установил, что пройти через него все же можно, хотя и ценой титанических усилий. Бурдон, не щадя себя, выяснил этот факт, понимая, какое важное значение он может иметь для их будущих перемещений.

Короче говоря, Бурдон произвел доскональную разведку местности. Затем он расчистил небольшой клочок земли и поставил на нем нечто вроде шалаша — для защиты от дождя и для ночлега, а также выгородку для удобства женщин. Он не сомневался, что здесь им придется провести несколько дней — если, конечно, Питер руководствуется добрыми намерениями, — ибо попытка выйти раньше лишь обнаружит их присутствие. Надо дать индейцам время уйти далеко вперед, иначе их многочисленность почти исключает надежду на спасение. После обследования окрестностей и возведения шалаша беглецы почувствовали себя в большей безопасности: угроза им могла исходить только со стороны реки. Каноэ, поднимающееся вверх по течению, еще могло обнаружить их присутствие, но вряд ли кто решится с любой другой стороны пуститься на их поиски вброд по грязному топкому болоту.