Джеймс Купер - Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами

Бревенчатые хижины настолько хорошо всем знакомы, что специального описания, мы думаем, не понадобится. В длину она была чуть меньше тридцати футов, а шириной в две трети длины. Бревна укладывались паз в паз, а промежутки закрывались сосновыми планками. Крыша была самой простой конструкции, крытая корой; а окон и двери пока еще не было, хотя для первых было оставлено два, а для второй — одно отверстие в срубе. Однако капрал Флинт считал, что следует сделать не только дверь и ставни для окон, но и обнести дом частоколом. Когда Бурдон возразил ему, считая лишние труды ненужной прихотью, разгорелся спор, в который счел своим долгом вступить даже миссионер.

— К чему это — к чему, я спрашиваю? — воскликнул Бурдон не без досады, когда понял, что капрал не собирается отступаться от своей идеи. — Я же жил тут, в Медовом замке, два лета безо всяких там частоколов или заборов; а вы хотите превратить этот новый дом в форменную крепость!

— Эх, Бурдон, да ведь то было в мирные времена; а сейчас у нас время военное. Я видел своими глазами падение Форт-Дирборна и не хочу видеть захват другого гарнизона. Потаватоми настроены враждебно, это даже Питер вам скажет; а раз потаватоми здесь уже разок побывали, как вы сами рассказывали, почему бы им не побывать и еще раз?

— Единственный потаватоми, который бывал здесь, насколько я знаю, убит, и кости его сушат солнце да ветер вон там, на прогалинах. Значит, нам он не страшен.

— Его труп исчез, — возразил капрал, — и, что важнее, винтовка пропала. Я слышал, что винтовку забыли, и сходил взять оружие с поля боя, только ничего не нашел. Не сомневаюсь, что его приятели сожгли или схоронили вождя, а раз они уже побывали здесь, то второй раз тоже дорогу найдут.

Боден был поражен и новостью, и доводами капрала и, немного помолчав, отвечал, явно начиная колебаться:

— На то, чтобы обнести дом частоколом или забором, понадобится неделя, — сказал он. — А я собирался еще разок заняться своим делом.

— Ступайте к своим пчелам, Бурдон, а мне предоставьте строить укрепления и гарнизон — это мое прямое дело. Да вот и пастор Аминь вам скажет, что дети Израиля частенько жаждут крови и не след про то забывать.

— Капрал прав, — вмешался миссионер, — капрал совершенно прав. Вся история древнего иудейства подтверждает эти их склонности, и даже Савл из Тарса терзал церковь и дышал угрозами и убийством, пока прямое проявление силы Божьей не остановило его руку note 128. Я вижу проблески подобного духа и в Питере, и это как раз в то время, когда он уже почти готов признать себя потомком Израиля.

— Неужели Питер готов это признать? — спросил бортник с интересом, стараясь не выдать, насколько его волнует ответ.

— Можно сказать — да, можно смело сказать, что это так. Я вижу очень ясно, что на душе у Питера лежит какая-то тайна; но рано или поздно мы ее узнаем. Но когда тайна откроется, пусть мир будет готов узнать подлинную историю десяти потерянных колен Израиля!

— По моему разумению, — заметил капрал, — этот вождь может порассказать и о двадцати, если захочет.

— Но их же было всего десять, брат Флинт, — всего десять вот о них-то он и может дать нам полный и замечательно интересный отчет. В один прекрасный день мы услышим все; а тем временем стоит, пожалуй, превратить одну из этих хижин в подобие гарнизона.

— Тогда лучше укрепить Медовый замок, — сказал Бурдон, — уж если кого-нибудь и надо защищать подобным образом, то прежде всего женщин. Ту хижину вы с легкостью обнесете частоколом — она и покрепче, и поменьше новой.

Придя к соглашению, все принялись за работу. Капрал вырыл вокруг замка траншею в четыре фута глубиной, радуясь работе, как подарку: ему она была не в новинку, и он считал, что эта работа — достойное дело для человека служилого. Ни один юный выпускник Вест-Пойнта note 129, этой альма-матер военного искусства, которой республика обязана своими выдающимися успехами в Мексике note 130более, чем воинственности своего народа, — ни один молодой искатель славы, только что покинувший это славное заведение, не испытывал бы более живого удовольствия, возводя свой первый бастион, или контрэскарп note 131, или передний скат бруствера, чем капрал Флинт, укреплявший Медовый замок. Напомним, что он впервые в жизни оказался во главе, так сказать, саперного батальона. До сей поры его уделом было повиноваться, но теперь долг велел ему командовать. А так как никто из присутствующих прежде никогда не занимался саперными работами, капрал не пытался утаивать свои знания, да они и сами просились наружу. В лице Гершома он нашел энергичного и проворного помощника, так как к этому времени виски окончательно выветривалось у него из головы, и он работал с тем большим рвением, что понимал, насколько эти укрепления необходимы для защиты его жены и сестры. Да и пастор Аминь нисколько не гну шалея ни мотыги, ни лопаты, ибо, свято веруя в то, что краснокожие жители этих мест — прямые потомки детей Израиля, он все же считал их частью избранного народа, осужденной Богом на изгнание, отчего они должны были быть более подвержены влиянию тех «духов злобы», которых апостол Павел назвал «поднебесными».

Проще говоря, добрый миссионер, хотя и был уверен, что дети лесов непременно обратятся и вернутся в лоно своего народа, не мог не заметить состояния варварства, в котором они ныне пребывали, а также их величайшего пристрастия к чужим скальпам. В новом для себя деле он не мог равняться проворством с Гершомом, но некое присущее ему врожденное усердие позволяло ему трудиться ревностно и с пользой. Что же до индейцев, то ни один из них не соблаговолил прикоснуться к орудиям труда. У Быстрокрылого Голубя, собственно говоря, не было такой возможности, так как он от зари до зари пропадал в лесу, на охоте, снабжая едой весь отряд; а Питер большую часть своего времени посвящал одиноким прогулкам и размышлениям. Этот последний почти не обращал внимания на работы по укреплению замка: то ли он знал, что в любой момент может совершить предательство и сделать все эти предосторожности тщетными, то ли надеялся на преобладающие силы дикарей, которые, как он знал, соберутся на прогалинах. Когда ему случалось бросить взгляд на растущие укрепления, в этом взгляде сквозило глубочайшее равнодушие; однажды он дошел в своем лицемерии до того, что подал капралу идею, благодаря которой, как он выразился на своем ломаном английском, «индей не пройдет внутрь, не ударит ножом и томагавком». Это напускное безразличие Питера не ускользнуло от бортника, и его недоверие к таинственному дикарю еще сильнее уменьшилось, когда он увидел, с каким равнодушием тот относится к возводимым заграждениям.

Бурдон не позволял тронуть ни одного дерева возле своего дома. Пока капрал с подручными отрывал траншею, он отправился подальше от Медового замка, так что совсем потерял его из виду, срубил несколько дубков рядом со своей торной дорогой — рекой — и ошкурил их, как требовалось для изгороди. Эту работу он делал с видимым удовольствием по двум причинам. Во-первых, ограда могла пригодиться впоследствии ему самому как против индейцев, так и против медведей; во-вторых, каждый день Марджери, прихватив свое шитье или вязанье, садилась на поваленный ствол и смеялась и щебетала, пока» топор делал свое дело. Три раза Питер присоединялся к ним, сопровождая Цветика и выказывая такую доброту в обращении и такое внимание к ее очаровательным маленьким прихотям в выборе цветов для букета, что это сделало бы честь и человеку, принадлежащему к более высоким и цивилизованным кругам общества.