Джеймс Купер - Долина Виш-Тон-Виш

Контент и его жена прислушивались к этому краткому диалогу с видом людей, владеющих некими секретными сведениями, позволяющими подавить удивление, которое иначе они могли бы испытать, став свидетелями столь явных доказательств тайного знакомства собеседников. Однако оба проявили несомненные признаки изумления, когда впервые услыхали звуки английской речи из уст мальчика. По крайней мере, это давало проблеск надежды на соучастие человека, ощутившего такое доброе отношение со стороны Руфи и как будто признательного за это. И Руфь немедленно ухватилась за эту многообещающую надежду как заботливая мать.

— Пусть мальчик отправляется, — сказала она. — Я буду его заложницей, а если он обманет, меньше причин бояться будет в его отсутствии, чем в его присутствии.

Очевидная правда последнего утверждения, вероятно, была более весома для незнакомца, чем такой никчемный залог, как женщина.

— В этом есть резон, — согласился он. — Что ж, ступай в поля и скажи своим людям, что они пошли не той тропой; что она привела их к жилищу друга. Здесь нет пикодов, как нет никого из людей манхэттов 79, а только христиане-йенгизы, которые давно ладят с индейцами, как один честный человек ладит с другим. Ступай, и когда твой сигнал послышится у ворот, они откроются, чтобы снова впустить тебя.

Говоря это, незнакомец сделал мальчику знак следовать за собой, позаботившись, когда они вместе покинули комнату, дать ему наставления относительно всех мелочей, способных помочь выполнению цели миролюбивой миссии, для которой его избрали.

Несколько минут сомнений и опасливой неопределенности сопутствовали этому эксперименту. Незнакомец, увидев, что его посланцу позволили выйти, возвратился в помещение и присоединился к обществу. Несколько минут он мерил жилище широкими шагами человека, целиком занятого интересующим его делом. Временами звуки его тяжелой поступи замирали, и тогда все внимательно прислушивались, стремясь уловить любой звук, который позволил бы им понять, что происходит снаружи. В середине одной из таких пауз в полях раздался вопль, похожий на крики восторга дикарей. За ним последовала мертвая и зловещая тишина, наполнившая время после быстротечной атаки еще большей тревогой, чем когда опасность носила очевидный и знакомый характер. Но никакое внимание, которое приковывала самая сильная тревога, не давало дополнительного ключа к разгадке того, что предпринимали враги. В течение долгих минут полуночный покой царил как внутри, так и за пределами крепости. Среди этого затишья щеколда двери поднялась, и их посланец появился той бесшумной походкой и с сосредоточенным выражением, которые отличали людей его расы.

— Ты встретил воинов своего племени? — нетерпеливо спросил незнакомец.

— Шум не обманул йенгизов. То не был девичий смех в лесу.

— А ты сказал своим людям, что мы им друзья?

— Слова моего отца были сказаны.

— И услышаны? Были ли они достаточно громкими, чтобы достигнуть ушей молодых воинов?

Мальчик промолчал.

— Говори! — продолжал незнакомец, горделиво выпрямившись, как человек, готовый грудью встретить самый тяжелый удар. — Тебя слушают мужчины. Трубка дикаря набита? Раскурит ли он ее в мире или сжимает в руке томагавк?

Лицо мальчика отражало чувство, проявлять которое для индейца было несвойственно. Он участливо обратил взгляд на добрые глаза встревоженной Руфи. Затем, медленно выпростав руку из-под легкой одежды, частично прикрывавшей его тело, бросил к ногам незнакомца пучок стрел, завернутый в блестящую и полосатую кожу гремучей змеи.

— Это предупреждение, которое нельзя истолковать превратно! — сказал Контент, поднеся к свету хорошо знакомую эмблему непримиримой враждебности и выставляя ее на обозрение своего менее сведущего сотоварища. — Мальчик, что такого сделали люди моей расы, что твои воины до такой степени жаждут их крови?

Выполнив поручение, мальчик отошел в сторону и, казалось, не имел желания наблюдать, какой эффект это послание может произвести на окружающих. Но при этом вопросе внезапная сила страсти заставила его почти забыть все благородные чувства. Беглый взгляд на Руфь успокоил его чувства, и он остался таким же невозмутимым и молчаливым, как всегда.

— Мальчик, — повторил Контент, — я спрашиваю тебя, почему твои люди жаждут нашей крови?

В темных глазах индейца мелькнул проблеск, сверкнувший быстрее и ярче электрической искры. Казалось, эти глаза испускают лучи, блестящие, как взгляд змеи. Его тело словно распирало от внутренних усилий духа, и на миг во всей полноте явил себя яростный и неконтролируемый взрыв свирепой страсти. Однако чувство победило лишь на мгновение. Поразительным усилием воли он вновь обрел самообладание и, подойдя так близко к тому, кто задал этот самый вопрос, что дотронулся пальцем до его груди, юный дикарь сказал высокомерно:

— Взгляни! Этот мир очень широк. В нем есть место для ягуара и оленя. Почему йенгизы и краснокожие столкнулись?

— Мы тратим драгоценные минуты, пытаясь понять жестокую натуру язычника, — вмешался незнакомец. — У его людей конкретная цель, и с помощью опоры христианина мы дадим отпор их силам. Благоразумие требует от нас поместить парня под стражу, после чего мы починим частокол и докажем, что мы мужчины.

Против этого предложения не могло последовать никаких разумных возражений. Контент был готов запереть своего пленника в погребе, когда подсказка жены заставила его изменить свое намерение. Вопреки неожиданному и свирепому выражению лица юноши, между ними, посредством взглядов, исполненных доброты и участия, возникло такое взаимопонимание, что мать не хотела отказаться от всякой надежды на содействие мальчика.

— Миантонимо! — сказала она. — Хотя остальные не доверяют твоим намерениям, я тебе верю. Поэтому идем со мной. Я обещаю тебе личную безопасность, но прошу тебя стать защитником моих малышек.

Мальчик ничего не ответил. Но когда он безучастно проследовал за ней в комнаты, Руфь вообразила, что прочла подтверждение верности в выражении его красноречивых глаз. В ту же минуту ее муж и Смиренный покинули дом, чтобы занять свои посты у частокола.

Помещение, куда Руфь отправила детей, располагалось в мансарде и, как уже говорилось, с той стороны дома, которая выходила на ручей, бежавший у подножия холма. В нем было единственное выступающее окно, откуда виднелись лес и поля по ту сторону долины. Небольшие отверстия по бокам позволяли также мельком разглядеть земли, лежавшие в отдалении. Кроме крыши и массивного остова здания, внутренняя перегородка из досок защищала это место от попадания большей части боевых снарядов в войнах того времени. В период младенчества эта комната служила для детей спальней и сохраняла это назначение, пока дополнительные наружные сооружения, выросшие со временем вокруг жилых домов, не прибавили семейству смелости устраиваться на ночь более комфортно и, как полагали, не менее надежно в отношении сюрпризов.