Джеймс Купер - Долина Виш-Тон-Виш

— Я не буду оспаривать доказанных вещей, — возразил Дадли, который в споре был так же податлив, как силен и энергичен в физических схватках, — ибо так и должно быть, чтобы ученость людей в старых странах имела подавляющее превосходство в силу их большего возраста. Нам было бы что вспомнить, если бы некоторые из их редкостных преимуществ были занесены в наши собственные молодые провинции!

— А можно ли сказать, что наши умственные потребности были забыты?.. Что нагота ума была вынуждена пребывать без подобающего ей одеяния, сосед Дадли? Мне кажется, что в этом отношении мы имеем редкое основание радоваться и что равновесие природы выражается в том, как действует оздоровляющее влияние искусства. Неуместно в непросвещенной провинции настаивать на качествах, которые убедительно изобличены как ложные, но ученость — это передаваемый и перенимаемый дар, и потому уместно утверждать, что она должна быть здесь в количествах, отвечающих нуждам колонии.

— Я не стану отрицать этого, ибо, будучи больше человеком, который бродит по лесу, нежели путешествует в поисках зрелищ среди поселений вдоль берега океана, допускаю, что там можно увидеть многое, о чем мои бедные способности не сформировали никакого мнения.

— Да разве мы совсем уж непросвещенные люди даже в этой отдаленной долине, лейтенант? — возразила медицинская пиявка, свесившись через шею лошади и обращаясь к спутнику с мягкой и убеждающей интонацией, вероятно, усвоенной им благодаря обширной практике среди женщин поселения. — Разве нас можно причислить по знаниям к язычникам или посчитать людьми невежественными, о коих известно, что когда-то они пробирались через эти леса в поисках удачи! Я не претендую на безошибочность суждения или на какую-то особую осведомленность, но моему несовершенному пониманию не кажется, мастер Дадли, что прогрессу поселения всегда мешало отсутствие необходимого предвидения и что прирост благоразумия среди нас задерживался недостатком умственной пищи. Наши совещательные органы не лишены мудрости, лейтенант, и не часто случалось, чтобы в ходе обсуждения возникали такие затруднительные для понимания вопросы, с которыми чей-нибудь ум, не скажу больше в похвалу самим себе, не мог успешно справиться.

— Что в долине есть люди, или мне, вероятно, следовало сказать, есть такой человек, который на равных со многими чудесами в отношении даров просвещения…

— Я знал, что мы придем к миролюбивым выводам, лейтенант Дадли, — прервал второй, выпрямляясь в седле с видом умиротворенного достоинства, — ибо я всегда считал вас осмотрительным, последовательным и рассудительным человеком, человеком, известным тем, что всегда позволяет себя убедить, если истина смыкается с пониманием. Что люди за океаном часто не так богато одарены, как некоторые, — скажем в качестве подходящего примера, как ты, лейтенант, — не подлежит обсуждению, ибо зрение учит нас, что бесчисленные исключения можно найти во всех самых общих и частных законах природы. Я полагаю, мы не склонны продолжать далее наш спор?

— Невозможно противостоять человеку, так свободно владеющему своими знаниями, — возразил тот, вполне довольный тем, что представляет в своем лице замечательное исключение среди не столь полноценных сотоварищей, — хотя мне кажется, что моего брата Ринга можно выбрать как еще один пример человека рассудительного, в чем ты, доктор, можешь убедиться, глядя, как он идет сюда через вон тот луг. Он, как и я, был в разведке в горах.

— Имеется много примеров физических достоинств среди твоих родственников, мастер Дадли, — отвечал обходительный врачеватель, — хотя может показаться, что твой брат не нашел себе товарища меж ними. Он водится с плохо воспитанным и, можно добавить, таким противным приятелем, которого я не знаю.

— Ба! Похоже, Рейбен напал на след дикарей! Он в компании человека с раскрашенным лицом и с одеялом. Будет неплохо задержаться вон на той вырубке и дождаться их прихода.

Поскольку это предложение не влекло за собой особого неудобства, доктор охотно согласился. Оба приблизились к месту, где люди, пересекавшие поля вдалеке, должны были выйти на проезжую дорогу.

Им не пришлось долго ждать. Через несколько минут Рейбен Ринг, снаряженный и вооруженный как житель пограничья, уже выведенный в этой главе, добрался до вырубки, сопровождаемый неизвестным, чей вид вызвал немалое удивление у следивших за их приближением.

— Что такое, сержант?! — воскликнул Дадли, когда тот оказался в пределах слышимости, немного тоном человека, который имеет законное право задавать вопросы. — Ты напал на след дикарей и захватил пленного? Или какой-то сыч позволил одному из своего выводка выпасть из гнезда на тропу?

— Я думаю, это создание можно считать человеком, — возразил удачливый Рейбен, оперев казенник своего ружья оземь и прислонясь к его длинному дулу, одновременно пристально разглядывая наполовину разрисованное безучастное и крайне подозрительное лицо своего пленника.

— Он раскрашен, как наррагансет, вокруг лба и глаз и, однако, сильно отличается от них фигурой и походкой.

— В физическом обличье индейца бывают аномалии, как и у других людей, — вмешался доктор Эргот, многозначительно глядя на Дадли. — Вывод нашего соседа Ринга может оказаться слишком поспешным, ибо раскраска есть плод искусства и может быть наложена на любое из наших лиц по установившемуся обычаю. Зато свидетельствам природы нельзя не доверять. В область моих исследований входили различия в телосложении, которые встречаются в разных семействах человека, и натренированному глазу ничего не стоит признать в таких затруднительных случаях аборигена племени наррагансетов. Поставьте-ка, соседи, этого человека более удобно для обследования, и вскоре мы узнаем, к какой расе он принадлежит. Ты увидишь в этом несложном обследовании, лейтенант, ясное свидетельство большинства вещей, которые мы обсуждали сегодня утром. Говорит ли пациент по-английски?

— В том-то и загвоздка с допросом, — ответил Рейбен, или кем он теперь являлся и как его обычно называли «сержант Ринг». — Я говорил с ним на языке христианина не меньше, чем на языке язычников, и, однако, не получил никакого ответа, хотя он подчиняется приказаниям на обоих языках.

— Это не имеет значения, — заметил Эргот, слезая с лошади, подходя ближе к своему «пациенту» и бросая в сторону Дадли взгляд, который, казалось, домогался восхищения последнего. — К счастью, предмет обследования, что передо мной, мало связан со всякими тонкостями языка. Поставьте этого человека в непринужденную позу, такую, чтобы его ничто не сковывало. Форма головы в целом как у аборигенов, но межплеменное отличие не следует искать в этих общих чертах. Лоб, как видите, соседи, покатый и узкий, скулы, как обычно, выпирают, а орган обоняния, как у всех туземцев, похож на римский.