Лизелотта Вельскопф-Генрих - Ночь над прерией

Джо быстро поднялся, спрыгнул с подиума и скользнул в танцующую толпу. Он схватил Квини, и оба стали танцевать снаружи, под открытым небом, со звонкими криками, в первый раз снова после такого долгого перерыва, в огромной толпе совсем одни. Их тела играли в движении, они притоптывали в ритм, они размахивали руками, полные веселых затей; их руки спрашивали и отвечали друг другу и музыке. Оба были молоды и задорны, двое в одном.

Джо готов был схватить Квини и снести в свою типи. Он хотел быть с ней одной. Какое отношение имеют к ним эти люди? Они им чужие.

Эти люди, шатающиеся крутом в праздничном шуме, дергались, визжали, крутились, как марионетки в руках битсов.

Громкоговорители разносили волны звуков различных ансамблей по всей местности, но не только музыка раздавалась тут, светильники, словно копьями на турнире, кололи друг друга разноцветными лучами.

Джо потерял из виду своего врага.

«Куда скрылся индеец? — спрашивал себя в то же время человек среднего роста. — Он реагировал быстро, надо с ним покончить, прежде чем он, может быть, все же предоставит себя в распоряжение этих ищеек».

Было далеко за полночь, когда Джо и Квини снова добрались до индейской палатки. Хозяйка была, как всегда, приветлива и ничего не сказала о том, что отсутствие Джо и Квини на индейских танцах вечером было замечено, что она была обижена их поведением.

Как только все легли спать, в палатку вошел Окуте и подошел к Джо.

— Кто был этот, который хотел тебя застрелить?

— Ты это заметил?

— За кого ты меня принимаешь, Стоунхорн!

— Имя его я не могу тебе назвать: Джеффри Николсон, наверное, только псевдоним. Это гангстер, он проник в организацию, борющуюся с гангстерами. Когда я прошедшим летом развязался с гангом и полиция хотела от меня узнать о гангстерских делах и сделать меня шпионом, он меня допрашивал. Такие допросы всегда очень жестокие и с медицинской точки зрения изощренные, и это несмотря на то, что я ведь был привлечен как свидетель, а не как обвиняемый. Джеффри ненавидит меня, как изменника, лично и использовал свою приобретенную хитростью служебную власть со всеми средствами «третьей степени»: он хотел меня раздавить и деморализовать введением наркотиков. Эйви хлопотал за меня через своего высокопоставленного друга в Вашингтоне; в конце концов, я индеец из резервации и подчинен официальным органам; ответственность за их фокусы нести опекунам. Лесли Джонсон, которому был подчинен Джеффри, узнал о его проделках и выпустил меня. Лесли был не враг себе, но он никогда не был негодяем. Джеффри убил его, как только узнал все, что ему было надо, и вернулся в свою банду. Это кажется мне взаимосвязанным. Лесли был уже слишком стар для своих функций, недостаточно подвижен. Когда мы возвращались, мы втроем ехали в одном автомобиле целых два дня, но тогда Джеффри не отважился на убийство, хотя он наверняка нас обоих с радостью бы прикончил.

— Ты действие наркотиков преодолел?

— Я не стал рабом этой страсти, как надеялся Джеффри и к чему Лесли все-таки относился безучастно. Лесли знал и применял такие методы сам, хотя применять их против меня не стал, вероятно после лживых показаний Бута. Сделать наркоманом — это очень удобно, наркоман может быть использован в чем угодно, но наркоман-медик может быть опасен. Целых несколько месяцев я боролся с последствиями, и на меня находило обычно по ночам. Я тогда не мог видеть Квини дома. Это один раз было на руку Гарольду Буту. В общем, меня очень беспокоит, что Джеффри еще жив.

— Очевидно, ты его беспокоишь тоже. Я наблюдал за ним. Он водитель «Кадиллака».

— Водитель — это, должно быть, у него просто маскировка. Он и у Лесли Джонсона был шофером, пока не представился случай убить его.

— Так мы уезжаем или ты хочешь остаться с этим парнем?

— У меня жена и дети, Окуте, у меня ранчо, у меня есть бизоны, которых очень трудно пасти. У меня есть ты и Коллинз и теперь представление о том, как нам, индейцам, все же выйти из унижения и нищеты. У меня есть в совете племени Фрэнк Морнинг Стар и первый приз в Калгари. Я могу теперь начать что-то делать для нашего племени, ведь если из Джо Кинга что-то получилось, разве другие не последуют за ним!

— Значит, мы едем?

— Я еще не готов. Этот субъект, который напоминает мне Гарольда Бута, так со мной обращался, что такой человек, как я, не забудет. Он убийца, подлец и свинья. Блондин Дженни, например, был бестией. Но он и выглядел как бестия. Но этот, в переводе на гангстерский язык, ничего более, как обитая дверь и шариковая ручка. Он работает хладнокровно, понимаешь ты, в температуре, для всякой жизни смертельной. Я могу забыть все пытки, но я никогда не забуду, что это лицо их предписывало и что эти водянисто-голубые глаза могли смотреть и ждать, не сдамся ли я. Джонсон знал меня немного. Он знал, что кого-нибудь другого то, что они со мной делали, убило бы. Я — дикарь. Ты знаешь, что это значит. Люди, как ты и я, могут ждать часы, дни, годы. Я ждал. Теперь, раз он мне снова перебежал дорогу, дело его дрянь.

— Ты решил сотрудничать с полицией?

— Окуте! Это было тут, во время танцев. Он показал мне фотографию с водянисто-голубым и спросил меня, не знаю ли я этого человека. Джеффри Николсон мог нас заметить. Это еще хуже.

— Вряд ли заметил. А вот посмотри, что делают, почитай-ка!

У Окуте была с собой газета. Это был не листок из Калгари, который в этот день мог быть заполнен только известиями о родео, а большая ежедневная газета.

«Четыре свидетеля, которые дали показания по гангстерскому процессу, найдены на севере убитыми. Следы ведут в Штаты».

— Да здравствует Дикий Запад, Окуте!

— Ну хорошо. Я поеду на своей машине на общую стоянку и посмотрю, что предпримет дальше шофер «Кадиллака».

— Ты это делаешь с охотой? — Джо помолчал. — Здесь, на родео, болтается четыре или пять типов подобного рода. У каждого из них, наверное, четыре или пять добротных документов, Человек среднего роста, может быть, подкрепление. Пожалуй, некоторые его даже ни в чем не подозревают.

— А отпечатки пальцев?

— Они не обладают лицами.

Окуте оставил типи. Стоунхорн сделал то, что и должен был делать спокойный, уравновешенный человек. Он лег спать.

На следующее утро горожане и приезжие узнали не только о том, что родео прошло с блестящим успехом, но также и о том, что удалось схватить человека, сильно подозреваемого в убийстве четырех свидетелей.

Окуте присел на корточки перед Стоунхорном.

— Я думаю, они ошиблись, — сказал он. — Бедняга., Со временем круто ему придется. Твой Джеффри Николсон поехал на «Кадиллаке»к отелю «Джорджия». Надо следить за ним, а то вместо него умрет невиновный. Полицию введут в заблуждение его безупречные документы, и их будет не разубедить в ошибке.