Глеб Голубев - Избранное. Компиляция. 1-11

А пока мы вновь и вновь восхищаемся секретами его потайной гробницы, так ловко укрытой в пустынных скалах, и фальшивой пирамиды, воздвигнутой для отвода жадных глаз грабителей на берегу Нила.

Анализ железа, из которого выкован уникальный гроб, пока произвести нельзя, — слишком велика наведенная в металле радиоактивность. Мы нашли в гробнице еще несколько железных вещей, среди них кинжал в золотых ножнах. За тридцать три века на сверкающем лезвии его не появилось ни единого пятнышка ржавчины, — разве это не говорит о высоком мастерстве создавших его под наблюдением Хирена древних металлургов и оружейников? А радиоактивная облицовка погребальных камер! Разве не дает она богатую пищу для размышления и нам, археологам, и физикам, и медикам, и историкам техники.

Наконец, посмертный подарок родной стране — открытое таким необычным путем богатое месторождение урана?

Всех перехитрил Хирен. Но кажется в конце концов все-таки его самого перехитрили…

Среди новейших методов, которыми пользуются сейчас археологи, есть так называемый радиоактивационный анализ. Он, пожалуй, проще, чем его устрашающее название.

Заключается он в том, что предметы подвергают воздействию гамма-лучей. Тогда специальные приборы помогают установить, из каких веществ состоит исследуемый материал.

Мумию Хирена дополнительно облучать не требовалось, да и никто этого не собирался делать. Так что поразительному открытию помог случай или, вернее, выдумка самого Хирена. Раз уж он сам подверг себя длительному облучению, было решено провести с его мумией и радиоактивационный анализ. Этим занялись Зина с Толей Петровым.

Результаты получились столь неожиданными, что они их проверяли шесть раз. Но сомнений не остается: в организме покойного фараона обнаружено небывало высокое содержание ртути. Это вызывает очень веские и серьезные подозрения, что Хирен был отравлен!

Видно, враги не смогли его одолеть в открытом бою, но зато прибегли к испытанному коварству придворных интриг и заговоров, — у фиванских жрецов был богатый опыт тайной борьбы.

Когда я узнал об этом, у меня дрогнуло сердце, словно оцарапанное долетевшим отзвуком давних смертельных схваток…

…Открытия нас задержали, и мы покидали Египет на этот раз необычайно поздно, в конце мая. Река уже была перекрыта у Асуана. Радио разнесло по всей стране деловитые голоса строителей, укрощавших Великого Хапи, скрежет и рев самосвалов, плеск воды, кипевшей под градом обрушившихся в нее каменных глыб.

В Каире, где стояла жара, нам пришлось задержаться на несколько дней. Надо было выполнить все формальности по регистрации находок. В Каирском музее для них спешно готовили специальную кладовую, чтобы потом, с разрешения медиков, выставить для всеобщего обозрения.

Половина находок по решению правительства Объединенной Арабской Республики передавалась нашей стране. Часть из них мы уже получили и занялись упаковкой для морского путешествия.

Размеренный, плавный ход наших деловых будней время от времени нарушался интересными событиями.

Однажды под вечер мне позвонил доктор Шакур и сказал:

— Мы провели любопытный анализ цветов, найденных в гробнице Хирена. Если интересуетесь, приезжайте завтра ко мне, дорогой.

Скромные полевые цветы помогли выяснить вещи действительно любопытные. Они цветут по берегам Нила как раз в период жатвы, в марте — апреле. Значит, именно в это время и умер Хирен, отравленный врагами.

Кроме цветов, в гробу оказалось несколько листочков оливы. Теперь это дерево — редкость в Египте, оно встречается лишь в немногих садах. Во времена же Хирена, возможно, здесь шумели под ветром целые оливковые рощи.

А на следующий день меня пригласили в полицейское управление…

В небольшой неуютной комнате с окнами на канал меня принял тот самый чиновник, что уже допрашивал однажды в палатке возле гробницы Хирена. Только теперь он был не в сером плаще, а в строгой форме капитана полиции.

— Прошу извинить, что мы снова вас беспокоим, йа устаз, — сказал он, вставая и крепко пожимая мне руку. — Но нам опять нужна ваша помощь.

— Я слушаю.

Капитан подошел к приземистому сейфу в углу кабинета, открыл его толстую стальную дверцу…

— Вам знакомо это?

Отставив подальше от себя руку, он брезгливо, двумя пальцами, держал за потертый ремешок старомодные пузатые часы.

— Да. Эти часы подарил профессору Меро Вудсток.

— Вы можете подтвердить это?

— Конечно. Я же видел их у Вудстока и потом у Меро.

— И это те самые часы, которые он пытался подарить вам?

— Да. А что такое?

Капитан с гримасой отвращения на лице положил часы обратно в сейф и захлопнул его дверцу.

— Вас хранил аллах, что вы их не взяли, — оказал он очень серьезно, усаживаясь напротив меня за стол. — Изнутри крышка этих часов покрыта тонким слоем какого-то состава, содержавшего весьма солидную дозу радия…

Так вот отчего появились загадочные язвы на груди у Меро!

— Страшные люди, они шли на все, — покачав головой, проговорил полицейский, начиная что-то быстро писать.

Выходит, я невольно направил следствие сначала на ложный путь, считая, будто все дело в зараженной облучением погребальной камере пирамиды? Собственно, Вудсток на это и рассчитывал.

Но, выходит, он знал раньше, какую именно месть задумал Хирен?

Словно прочитав мои отрывочные мысли, капитан достал из папки, лежавшей перед ним, какойто листочек бумаги и протянул его мне.

— Это вам просил передать Лесли Вудсток. — Наверное, на моем лице непроизвольно выразилось отвращение, потому что он настойчиво повторил: — Очень просил, и я думаю, вам надо это прочесть, йа устаз.

Поколебавшись, я взял листок. Плотная голубоватая почтовая бумага, на такой писали в начале века. К ней сверху приколот маленький клочок, на нем торопливо написано по-английски:

«Ради всего святого прочтите это! Я хочу, чтобы вы знали: мой отец не виновен ни в чем».

Листочек почтовой бумаги оказался чьим-то коротеньким письмом.

«Милая Анни!

Как я и обещал тебе, показал нашего несчастного друга лучшим столичным светилам. Их приговор единодушен: вероятно, дни его сочтены… Правда, мнения на консилиуме несколько разделились. Один из профессоров заявил, будто болезнь Василия подозрительно напоминает ему то новое загадочное заболевание, каким страдал этот француз Беккерель, открывший в Париже какие-то невидимые лучи. Но не все ли равно, отчего умереть? Тем более что сам профессор признался, что никто не знает, как лечить эту новомодную болезнь. Так что мужайся, дорогая Анни, тебя ожидают трудные дни. Постарайся хотя бы в начале мая вернуться в Петербург.

Все становилось ясно. Так вот откуда узнал Вудсток о тайне погребальной камеры! Из этого старого письма, каким-то образом попавшего к нему в руки из архива Красовского. Несомненно, оно адресовано вдове покойного археолога — Анне Карловне. Значит, как я и опасался, часть архива она все-таки оставила у себя.