Коллектив авторов - Морские досуги №1

– Ветер порывами до 50 метров! – доложили из метеопоста.

– Ну, сейчас порвет якоря – размышляя как бы сам с собой сказал тихо командир.

И действительно из носовых швартовых во время одного из порывов ветра устройств раздался хриплый голос боцмана:

– Товарищ командир……….. Порвало левую якорь цепь!

Корабль опять стало разворачивать бортом к ветру вместе с упершимися в борта буксирами.

Командир встал из кресла, подошел к машинным телеграфам и тихо сказал:

– Снимаемся! Боцман, выбирать правый якорь! Механик самый малый вперед! Связист, доложите на эскадру. Порвало левую якорь цепь, снимаюсь, выхожу штормовать в море!

В это время в предбаннике ходового раздался слегка истерический голос Юры Полякова:

– Прекратить съемку! Товарищ командир эти киношники тут все снимают!

– Юрий Милентьевич! Вы наверно немного устали, идите отдохните в каюту! – спокойно сказал командир. И как бы извиняясь перед киношниками сказал: – Он не спал всю ночь и немного нервничает. Извините!

С флагманского «Адмирала Сенявина» на наш доклад по связи раздался нервный голос начальника штаба:

– Командир, ну что ты паникуешь? Не как начальник штаба, а как такой же командир как ты прошу, не выходи! Отстоишься на одном якоре! Выйдешь, погубишь корабль и людей! У тебя же всего один эшелон в строю .

Но командир спокойно передвинул машинные телеграфы на «малый вперед» и с усмешкой как бы про себя сказал:

– А если порвет и правый якорь, на чем прикажите стоять товарищ контр-адмирал?

– Рулевой, штурман! Курс на боновые ворота! Буксирам передать спасибо за обеспечение!

– Корабль не слушает руля! – вдруг доложил рулевой.

– Ничего, сынок! Давай понемногу! Все будет хорошо – успокоил рулевого командир. К рулевому подбежал командир ЭНГ Сергей Клемин и стал что-то тихо говорить и помогать.

– Курс на боновые ворота 135 градусов – вдруг раздался с сигнального мостика спокойный голос, недавно отправленного отдыхать командиром, ВРИО старпома Юры Полякова.

– Юрий Милентьевич! Молодцом! Докладывать пеленга на боновые ворота с обоих бортов каждую минуту! – спокойно ответил командир, как бы успокаивая старпома и извиняясь за предыдущую резкость.

На ходовом, стояла тишина, что было слышно журчание приборов и легкий стрекот камеры белорусских киношников.

– Ну, командир! Ну, молодец! – подумали тогда многие из нас.

Прошли боновые ворота. Распахнулась дверь на ходовом, и появился сияющий замполит Олег Михайлович ГАРАНИН:

– Товарищ командир внизу все в порядке! Трусы и паникеры не замечены! Замполиты доводят линию Коммунистической партии, ее Центрального комитета и Советского Правительства до каждого матроса .

– И лично ее генерального секретаря…. – добавил шепотом, непонятно откуда взявшийся рядом со мной прошептал Сергей Юровский.

Командир улыбнулся, и заулыбались все присутствующие на мостике.

Мы вышли в назначенный нам штабом флота полигон и благополучно практически трое суток отштормовали всего на двух эшелонах. Но мало кто тогда даже в штабе флота понимал, что наш командир практически спас от гибели единственный на Тихоокеанском флоте авианосец, спас жизни тысячи людей.

Никто не хотел на флоте и на 10-ой Оперативной эскадре брать на себя ответственность за наш корабль, а он взял все на себя, и чего это ему стоило, знает только он и те, кто видели все это в далеком конце августа 1979 года.

Никто не получил благодарности за тот несанкционированный выход в море от штаба флота и от штаба десятой оперативной эскадры. Но была лишь некоторая затаенная неприязнь со стороны всех штабов к нашему кораблю за то, что сделали не так, как нам приказали. Да проводилось расследование офицерами штаба флота причин обрыва бриделя и якорь цепи. Но это уже совсем другой рассказ.

У нас был экипаж, и мы любили свой корабль и своего командира. Мы были молоды, и ничего нам было не страшно.

А уже на берегу нам наши жены рассказывали о том ужасе, который они пережили при этом разгуле стихии. Наша маленькая и спокойная речка вышла из берегов, стекла угрожающе дрожали при сильных порывах ветра. Казалось, что постройки «героических» военных строителей должны рассыпаться как карточные домики. Мимо нашего дома проносило смытые деревья, дрова, трупы животных, части каких-то построек и массу мусора. Смытые мосты, десятки километров дорог, утонувшие суда, разрушенная инфраструктура городов и поселков было итогом прохождения тайфуна ИРВИНГ через Приморский край.

Родился в 1949 году в городе Таллине в семье морского офицера. В 1971 году закончил Высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени А.С.Попова, служил на противолодочном крейсере «Москва» на Черноморском флоте, потом на тяжелом авианосном крейсере «Киев» перешел на Северный флот, затем на тяжелом авианосном крейсере «Минск» перешел на Тихоокеанский флот. В 1984 году закончил Военно-морскую академию и был направлен в Калининградское высшее военно-морское училище, позднее ставшее Балтийским военно-морским институтом имени Ф.Ф.Ушакова, где преподавал 18 лет.

Наш корабль всё ещё стоял в ремонте. Семьи на Камчатке, жалованье, то есть «довольствие» именно от слова «жалкий»: едва не в пять раз ниже нашенского, камчатского. Даже вода подавалась с берега, а с ней во Владивостоке вечный дефицит. Зато удовольствий на нашу душу город выдал обратно пропорционально получаемым средствам. Тоска зелёная: идёшь в кабак душевно лишь на «день флота»– дату получки, а последующие дни схода там же довольствуешься порцией кальмаров и полутора сотками водки. О былом шике лишь вспоминаешь до следующего обезжиренного довольствия. На корабле стояла несусветная суета: заводчане в касках, с кувалдами, краскопультами, сварочными агрегатами. Вся эта трудящаяся армада гремела, воняла краской, травила дымом…Ко всему начальство докучало ежечасными построениями: даже перечислить все- устава не хватит. Меня угораздило заселиться в бывшую каюту инженеров- строителей. По инерции стучат в каюту чуть ли не ежеминутно. «На новенького» мне досталась хотя и самая большая площадь, но с «удобствами» за переборкой. А ими пользуются круглосуточно как по нужде, так и желудочно после схода: рыгают с чувством и подолгу. Днём по старой памяти бузуют в дверь: строители, инженеры, сметчики, ну и старые друзья по Владивостоку к ним же. А тут вдруг, почти затемно, тихо стучит снова какая- то заблудшая душа. Кого ещё чёрт принёс! Я уж было хотел рявкнуть в сердцах: «Гальюн рядом, не вздумай ссать под дверью!» Такое не раз бывало: урвал- таки каюту! Мать её…Но стук прекратился, видно чужой, либо новенький вроде меня. И было собрался всласть окунуться в рассказы О *Генри. Но за дверью кто-то засопел. Приглашаю войти. Некто начал манипуляции с ручкой: дёргал и так и эдак. Эвона! Не иначе явно не корабельный. Открою- ка дверь сам. В проёме стоял светловолосый симпатичный мичман с сельского вида лицом. Видя его нерешительность, хлопнул его по плечу: «Чего встал, заходи, гостем будешь! Чьих будешь, дядя?», нарочно цитирую цыгана из «Неуловимых мстителей». Гость и вовсе стушевался, видя перед собой уж очень «морского волка» в трусах и в кожаных тропических тапочках с книжкой в руке. Незнакомец смущённо протянул руку: «Валера! Меня к Вам помощник послал для вселения в каюту».