Коллектив авторов - Морские досуги №1

– У тебя машина на ходу? – спросил я Диму. (У него был «Москвич-2141»)

– На ходу, только холодно очень.

– Неси, – говорю, – свою технику, сейчас что-нибудь придумаем.

Дима, еле пролезая через душ, внес множительный (то есть печатный) аппарат ко мне в каюту. Я выглянул в коридор. Никого. Достал полпачки бумаги (формат А-4) и шесть листов копирки. Машинку поставили на заправленную койку на одеяло, чтобы меньше грохотать. Дима сел на стул возле нее. Я выдал бумагу и дал команду «Заряжай!» Машинка работала как часы. Пробивала шесть листов через копирку. Но вот почерк был приметный! Под мою диктовку командир электромеханической боевой части большого десантного корабля БДК-55 бригады десантных кораблей дивизии морских десантных сил Краснознаменного Северного флота начал выдавать шедевры. «Услуги косметолога. Общий оздоровительный и эротический массаж. На дому. Круглосуточно». (Телефон командира дивизии. Домашний и служебный.) «Щенки ротвейлера. Продам дешево, или отдам даром в хорошие руки». (Телефон командира дивизии. Домашний и служебный.) «Две привлекательные девушки (блондинка и брюнетка) пригласят в гости щедрых молодых людей, можно щедрого молодого человека, для совместного отдыха». (Телефон командира дивизии. Домашний и служебный.) И тому подобное. Механик шпарил, как профессионал. Я еле успевал резать ножницами отрывные кусочки с телефонами. Когда пачка с объявлениями стала толщиной с два пальца, а время приблизилось к трем часам, я сказал: хватит! Дима унес орудие мести обратно к себе.

Мы оделись потеплее. Я сунул четыре флакончика клея ПВА в карман, через рубку дежурного по кораблю приказал, чтобы вахтенный у трапа прибыл в нее же для проверки, есть ли на нем кальсоны (мороз-то был градусов 25!). Дима тем временем взял с собой пузырек эфира. И увидев со шкафута правого борта, как вахтенный у трапа пошел в рубку дежурного «проверять наличие кальсон», мы скатились по трапу и рванули с корабля. Но не через КПП, а через дырку (отверстие) в заборе, о которой знала вся бригада, но до нее ни у кого не доходили руки. Выбравшись за территорию части, я поднял глаза к небу и увидел северное сияние. Сполохи огня удивительной красоты и причудливых форм, масштабы завораживающего зрелища вызывали восторг и восхищение. Но было не до восторгов. Надо было делать дело. Метрах в тридцати от КПП стоял «сорок первый» «Москвич» механика. Мы открыли машину и под уклон горы отогнали ее, не заводя, еще метров на 30–40. Дима открыл капот, отвинтил воздушный фильтр, плеснул прямо в него немного эфира, чуть-чуть крутанул стартером, и машина завелась! Минут десять грели двигатель. И когда тепло мало-помалу стало поступать в салон, тронулись и потихоньку поехали в город. Объявления расклеивали где попало и как попало. Лишь бы было! Плохо, что клей на морозе быстро замерзал, и от точки до точки приходилось его подогревать на вентиляторе печки. А хорошо, что нас ни разу никто не остановил и, видимо, не видел. Приехали и встали где стояли. С КПП никто не высунулся. Видимо, спали. Тем же путем, через дыру в заборе, вошли на территорию бригады, встали за трансформаторной будкой, ждем. Наконец, вахтенный у трапа исчез в надстройке за каким-то делом. Мы быстро проскочили на борт. Сидим в каюте, греемся, еле отдышались! До подъема осталось 50 минут. Я попросил механика провести зарядку вместо меня, чтобы хоть час поспать. Тем более что в такую погоду зарядка проводится не на улице, а в танковом трюме. Он согласился, и я мгновенно заснул.

Два дня для нас прошли, как будто ничего не случилось. На третий день, смотрю, пилят в нашу сторону флагманский химик (капитан 2 ранга, как правило, председатель всех комиссий, как человек не самый занятый), начальник канцелярии простого делопроизводства (мичман, со стажем, не должность, а синекура) и писарь простого делопроизводства. «Комиссия!» – подумал я. Поднялись на борт. Я вышел встретить. Поздоровались.

– Старпом, – говорит флагманский химик, – сколько у тебя пишущих машинок на корабле? Я говорю:

– Три. А сколько надо?

– Не умничай, – говорит, – пошли, покажешь. Пока шли в канцелярию простого делопроизводства, я успел щегольнуть перед флагманским химиком знанием статьи Корабельного устава про то, что «все не табельное имущество должно быть оприходовано либо немедленно удалено с корабля». Не особо слушая меня, флагхим продиктовал писарю какую-то абракадабру и попросил напечатанное отдать ему. Так же было с писарем секретного делопроизводства. В пост СПС я никого не пустил, но отпечатанный текст химик тоже забрал. Когда комиссия уже уходила, я заметил в руках у начальника канцелярии наше объявление. Он сверял почерки пишущих машинок…

Прошло четверть века. Нашего механика Дмитрия Тарасова давно нет в живых. Царство ему небесное. Я двадцать пятый год на пенсии. Но только сейчас я поведал вам эту короткую историю.

В 1979 году окончил штурманский факультет Калининградского высшего военно-морского училища. Службу начал на гвардейском большом противолодочном корабле «Гремящий», боевая служба которого, кстати, длилась 264 дня. Потом служил командиром БЧ-1 на эскадренном миноносце «Осмотрительный», на котором совершил переход из Балтийска во Владивосток, на эсминцах «Осмотрительный» и «Безупречный», большом десантном корабле БДК-55. Службу закончил в 1993 году.

Усталое от постоянных ветров поздней осени судно пришло на рейд порта назначения. В родных краях зима почти вступила в свои права в отличии от южных широт, где последние три месяца трудился теплоход. Ставя судно на якорь на рейде порта, капитан для надежности добавил две смычки якорной цепи. Переменчивая погода не способствовала внутреннему спокойствию. Периодически налетающие шквалы, несущие сильные осадки, а ночью и снежные заряды, вызывали тревогу. Ситуация усугублялась большой вероятностью длительного простоя в порту выгрузки, так как доставленный груз боялся элементарной влаги – по технологии работы его можно было выгружать только в сухую погоду без осадков.

Капитан постоянно поднимался на мостик проверить обстановку – на вахте стоял вахтенный третий помощник капитана, самый младший из помощников как по возрасту, так и по своему судоводительскому опыту. В десять часов вечера капитан в очередной раз поднялся на мостик. Судно развернуло на якоре – нос смотрел строго на восток. Вдоль судна проносились белые водяные барашки вперемешку с клочьями парения еще не совсем остывшей морской воды. Парение моря говорило о том, что температура воздуха стремительно понижается. Судовые прожекторы, размещенные на фальшборте компасного мостика, с большим трудом пробивали свои лучи, достигая поверхности моря только перед баком судна. Далее пробить свой свет им не удавалось. Все говорило о резком ухудшении погоды, ветер, похоже, с усилением зашел на восточный. Это значительно ухудшало ситуацию, так как вскоре, кроме всего прочего, следовало ожидать падение уровня воды. В этих условиях с предельной осадкой было очень небезопасно заходить в пор, который отличался достаточно узким и, самое главное, мелководным подходным каналом.