Бронислав Волохов - Друг мой море

Прочитал, значит, и шепотом пояснил, что у него назревает романчик с аспиранткой, так вот снова вроде муза дает знать о себе. Я тут же оделся и почти выбежал на улицу.

Звездное небо опрокинуто над городом. Окна в домах залиты светом, а у Литвиновых занавешены тяжелыми шторами...

Всю ночь я бродил в одиночестве по Ленинграду, думал о Сергее... А наутро купил билет на самолет и сюда, на корабль. Море, только море могло погасить мою досаду, мою боль... Да вот еще люди, с которыми бок о бок бороздим эту безмолвную стихию...

Мои размышления прервал доклад штурмана: подходим к точке поворота. Рука машинально тянется кверху и нажимает на кнопку. Тревога! Слышу знакомый звук колоколов громкого боя. Он поднимает все живое, в считанные секунды разбрасывает людей по боевым постам.

— Первый отсек к бою готов! —слышу голос капитан-лейтенанта Михайлова.

— Второй... готов! — Мысленно вижу гордость на лице лейтенанта Кузина.

— Пятый... тов! — Перед взором встает в спокойной позе старший инженер-лейтенант Давыдов.

— Шестой!..

Я уже не имею права на отвлеченные размышления: от меня многое зависит, и сейчас мне, как никогда, нужна ясная голова.

Объявляю задачу: прорвать противолодочный рубеж. Район действия сложный. Силы «противника» неизвестны. Глубины резко меняющиеся: от двадцати до тысячи метров... Боцману приказываю опробовать горизонтальные рули.

Мичман Наумов легко управляет лодкой, она как дрессированный дельфин —то ныряет на предельную глубину, то выскакивает почти до самой поверхности. Лицо у мичмана суровое, с косматыми, сердитыми бровями, но посмотришь в лучистый прищур глаз и увидишь доброго человека. Наумов старше меня по возрасту. Он воевал на Балтике в Отечественную и вот с тех пор не может расстаться с флотом. Порфирий Васильевич для меня — олицетворение духовной силы, щедрого сердца. Здесь же, в центральном посту, у станции погружения и всплытия, стоит его сын, старшина второй статьи Анатолий Наумов. В мастерстве он, пожалуй, не уступит отцу: любую команду выполнит точно, быстро.

Лодка идет средним ходом. Подхожу к рубке, через маленькое окошко спрашиваю у Романцова:

— Что слышно?

Он на миг отрывает взгляд от экрана:

— Много кораблей, товарищ командир. Вот прямо по курсу — два эсминца. Чуть левее — противолодочные корабли... А это, — Романцов указывает на зеленую точку на экране, — это — крейсер.

Значит, здесь нам не проскочить. Выход один: рисковать. Если у Лисьего Носа «противник» не выставил минные заграждения, может, проскочим...

Советуюсь со своим старпомом и штурманом. Мнение единое: зайти с нордовой стороны и попытаться протиснуться между двух скал. Глубины там подходящие, но вот ширина?..

Ложимся на новый курс. Прошли две мили. Стрелка эхолота поползла вверх — резкое уменьшение глубины. Подвсплываем, сбавляем ход до самого малого. И тут взрыв, как удар хлыста. Один... Второй. В ушах — сплошная глухота. Неужели нас обнаружили?

Стопорим ход и, притаившись, ждем. Минуту... Пять... Двадцать... Кругом— зловещая тишина, готовая мгновенно взорваться. Нет, пронесло: «неприятель» бросал «глубинки» для острастки.

Даем самый малый вперед. Снова подхожу к окошечку, заглядываю к Романцову. Он притих, озабоченный, вращает вибратор в разные стороны. Экран весь в расплывчатых светлячках. Акустик смотрит на меня вопросительно: мол, смотрите, что здесь творится.

— Ничего, Романцов, выберемся. Обязательно выберемся! — говорю я и думаю: что-то слишком горячо его убеждаю, как будто сам в это не очень верю.

И вдруг сильный толчок. Лодка вздрогнула и... остановилась. На мгновение я оцепенел. Чувствую, винты работают, а мы стоим на месте.

Бросаюсь к микрофону, спокойно командую:

— Осмотреться в отсеках!

Одним винтом отрабатываем задний ход... Еще толчок...

— Стоп машины! — кричу старпому. И тут же запрашиваю у штурмана координаты. Он показывает мне на карте точку и осторожно произносит:

— Может, всплывем... Иначе не выбраться.

Всплыть —значит не выполнить задачу, а на военном языке — признать себя побежденным.

Боцману приказываю переложить рули на всплытие. Продуваем одну цистерну. Подвсплываем на перископную глубину. Даем малый ход. Лодка со скрежетом сдвинулась с места. Мне так хочется поднять перископ, посмотреть своими глазами на то, что делается наверху. Но нельзя: нас могут обнаружить.

Огибаем последнюю скалу и вырываемся из мышеловки. Я смахиваю со лба капельки пота, довольный, кричу в гидроакустическую рубку:

— Романцов, прослушайте горизонт!

— Горизонт чист, товарищ командир! — отвечает он и широко улыбается.

Лодка всплывает. Над морем светлое утро. Оно разгорается, гонит последние ночные тени. Далеко у горизонта повисла огромная туча. Там еще бушуют грозы. А над нами чистое небо. Украшенное утренним солнцем, оно, как в зеркало, смотрится в морскую глубину.

Сегодня снова получил письмо от Бориса Романцова. Кажется, совсем недавно еще он был здесь, на подводной лодке, ходил с нами в дальние походы, вдоволь хлебнул и соленых штормовых ветров, и морской науки. Сейчас нет Романцова-подводника, гидроакустика-аса, а есть главный старшина запаса Борис Романцов, который работает где-то в Новоречинске, в широко раздольной Сибири, на ударной комсомольской стройке. И еще есть его письма...

«Здравствуйте, товарищ командир!

Давненько я вам не писал. Не подумайте только, что забыл или зазнался. Службу флотскую забыть нельзя. Просто обленился малость. А морем до сих пор продолжаю бредить. Походы в океан часто вспоминаю. И вообще, в душе штормит, к морю тянет. Тяготение это, наверное, на всю жизнь...»

Мне пишут многие мои бывшие матросы, старшины. Рассказывают о буднях своих, делятся радостями, сообщают об успехах. А иные просто дают о себе знать или благодарят за житейские советы. Письма Романцова не похожи на другие. Они — предельная обнаженная искренность порывов души человеческой.

«Вам, товарищ командир, наверное, интересно знать, что у нас за город такой? На картах он еще не обозначен, потому что, если по-флотски сравнивать, похож он на маленький островок в огромном океане. Только вместо воды тайга кругом шумит.

Когда мы ехали сюда, догадки всякие строили, Робинзонами себя представляли. Лично я, когда поезд подходил к Новоречинску, ожидал тусклого мерцания в окнах, унылых заборов, обледенелых колодезных срубов. А потом, выйдя из вагона, таращил заспанные глаза на молочные лампы дневного света, на красивые многоэтажные дома.

Правда, их еще не так много, по пальцам можно перечесть. Но сделано все капитально. Даже не верится, что каких-то два-три года назад здесь, говорят, была непроходимая тайга. Медведи только да другое разное зверье бродили по ней. И вот пришел человек. Поставил вначале палатки, потом домами их заменил, построил магазины и даже кинотеатр. Так начал рождаться город. И может, через десяток лет Новоречинск уже крупным центром будет. Стройка наша ударная, поэтому все быстро делается. Молодежь к нам со всей страны едет.