Коллектив авторов - Морские досуги №6

На вопрос «как дела?» сменщик только как-то хитро улыбнулся и сказал, что-то, типа, сам все увидишь. Но дал мудрый совет: с мастером не спорить и во всем соглашаться, не рассуждать, а только слушать. Тогда, возможно, все будет «о’кей» Народная молва утверждала, что на этом «Освенцимлесе» сухой закон, и не только в отношении горькой, но и по части чая. Его нельзя пить в каюте, а только во время приема пищи, также нельзя собираться компаниями более двух человек. Кроме того, на судне проводились абсолютно все собрания, лекции и политинформации, а кино показывали только три раза в неделю. И в довершение на борту не было ни одной женщины, а буфетчицей работал сорокот и штатный стукач по прозвищу Тимоха, хотя возраст у него был далеко за шестьдесят. Капитан запрещал вешать что-либо на переборки, поэтому никакой наглядной политагитации на судне не было, кроме стенда с членами Политбюро в Красном уголке и меню в столовой. Стенгазету, если ее делали, вывешивали только под контролем капитана и на скотч, который капитан выделял из своих запасов, а других запасов ни у кого не было. Все хранилось у капитана и выдавалось только под подробные объяснения «куда и зачем». Это правило относилось также к шариковым ручкам фирмы «Big», стирательным резинкам, и фломастеры тоже входили в стратегический запас. По-другому и быть не могло, потому что все это закупалось за валюту и исключительно на «спецнужды».

Короче, Саня «сам все увидел» непосредственно после отхода. По судну шнырял первый помощник по кличке Лёлик, который ставил службу на судне в угоду капитану выше высокого служения родной КПСС. Лёлик до утра ходил по пароходу в мягких тапочках, требовал отхода ко сну строго в 23.00 и долго ошивался около каюты нового электромеханика, уловив его подозрительные перегляды с начальником радиостанции. В общем, за дисциплиной следили откровенно филерским методом тупого контроля за передвижением моряков. «Ну, и ладно! — подумал Саня. — Пить — здоровью вредить!». А тут все хорошо, все трезвые и спать уложатся в 23 часа, на судне тишина, что редко бывает с отходом, особенно на «кубинских» пароходах: там до выхода в океан народ колобродил, а тут… Красота… С капитаном контакта практически не было, доложил о приеме дел, и вперед, работы у третьего на лесовозе невпроворот — считай, все штурманское хозяйство на плечах, да еще две вахты и судовая касса. В общем, вопросы лысого капитана застали Саню врасплох, он однозначно ответил: «Все хорошо!» и отбежал посмотреть в радар, как себя ведет пароход в пяти милях справа. Капитану ответ явно понравился, и он начал рассказывать, как сходил с женой в театр, правда, забыл название и театра, и спектакля, но все равно представление было ужасно, ему не понравилось, актеры почему-то кричали, перебивали друг друга, и реквизит был бедноватый. Третий подумал: «Что спорить, все правильно, да еще билетов в приличный театр типа БДТ или Ленсовета не достать, а в Пушкинский продают в качестве нагрузки к билетам на концерт «Червонных гитар». Но третий всего этого не сказал, памятуя о том, что нужно слушать, соглашаться и молчать. Дальше больше, капитан завел разговор о литературе: «Вот ты чего читаешь? Я, например, уважаю Горького, можно сказать, только его и читаю…» Что случилось с Санькой, и зачем он сделал это, он сам не понял, но слово было сказано: «Ага… Море смеялось…»

Капитан замер. Он понял, что это вызов, только какой? Или этот третий слишком умный? Или… А если он проверяет на вшивость, типа, ты читал Горького, так вот тебе крылатое выражение!

Капитан, или как его звали «Васильмихалыч», из Горького помнил только:

«Испортил песню, дурак!» А тут: «море смеялось»… Злобно глянув в сторону третьего: «Ты тут повнимательней!», он покинул мостик. Что было дальше, Санька не узнал — кто бы ему рассказал, на судне ведь больше трех не собирались…

А мастер быстро спустился вниз и, буквально, ворвался в каюту Лёлика, который настраивал свою «Спидолу», чтобы послушать «вражий голос». Вид раскрасневшегося капитана его встревожил: неужели кто-то дыхнул на капитана запахом алкоголя?!

— Ты Горького читал?

Первый съежился. В голове дзинкнуло: «Баллада… Нет, песня… Нет, поэма о Соколе, нет, о буревестнике… Что-то про пингвина?» Не дождавшись, Васильмихалыч почти прошептал: «Море смеялось!» Лёлик понял, что тут не до смеха, тем более, если «море смеялось!» — А что это?

— Это я тебя спрашиваю: «Что?» Ты же в высшей партийной школе учился, там Горького должны были вам каждый день давать!

Первый вспомнил, что Горький говорил: «Если враг не сдается — его уничтожают!», но причем тут «море смеялось»?

— Все, Васильмихалыч, понял, пошукаю, поспрашиваю, может, что и узнаю.

— Ты мне кота за хвост не тяни! Узнай, и быстро!

Лёлик побежал в кладовую, где хранилась судовая библиотечка, заодно посмотрел и запись в тетрадке, что третий читает.

В затертой тетради по выдаче книг значилось, что третий помощник взял для чтения «Тихий Дон» Шолохова и «Старик и море» Хемэнгуэя. Лёлик присвистнул: «диссидент!» Буквально на днях «вражий» голос клеветал на Шолохова, что, дескать, «Тихий Дон» написал не наш лауреат Нобелевской премии, а какой-то царский офицер. Вот зачем он взял «Тихий Дон»!

Чтобы еще раз удостовериться в инакомыслии штурмана, помполит достал из тощей папки «Подписка на II полугодие» тетрадные листочки, в которых все вновь прибывшие указывали, на что они хотели бы подписаться. Ага, вот листочек с неразборчивым торопливым почерком: «III помощник: газета «Молодежь Эстонии» (в скобках для Лёлика разъяснение — комсомольская), журнал «Корея» и «Вымпел» (морское издание)». Вроде бы все, как рекомендовано парткомом: комсомольское издание, морское и для души.

Все сложилось в голове помполита: и «море смеялось», и Горького читает, а Горький был еще тем кадром — эмигрировал на Капри и еле-еле заманили обратно, и подозрительные газеты и журналы выписывает, и слушает «вражьи голоса». Отсюда и «море смеялось», очевидно, над моряками советского торгового флота!

Но что-то остановило его от высказывания этих предположений капитану, видимо, страх перед реакцией парткома: там не очень-то одобряли как диссидентов, так и тех, кто их разоблачает…

Мимо озабоченной походкой проходил вновь назначенный электромеханик, всем своим видом показывающий чрезвычайную занятость.

— Можно вас на минутку? — пролепетал Лёлик.

— Да, да, слушаю.

Чтобы преждевременно не вызвать подозрений, Лёлик ляпнул:

— Да вот кроссворд разгадываю. Вы не подскажете название повести Горького о море?

— А что, он писал об этом? — удивился электромеханик, — Ах, да, что-то было в ранних рассказах… «Челкаш» подходит?