Коллектив авторов - Морские досуги №6

Старшие младших обычно не помнят. Но от этого моя радость не была меньше. На правах хозяина я пригласил его в ресторан, и до сих пор счастлив, что доставил ему малость приятного. Только Саша тогда был какой-то грустный. Как что-то предчувствовал. Вскоре узнаю — «Балаклава» сгорела. Был ли он капитаном этого судна при пожаре, не знаю. И вот сейчас от кого-то узнаю, что Саша Степанов умер в Севастополе. Когда? А может это неправда? Хочется надеяться несмотря на то, что такие новости приходят все чаще. Снаряды падают все гуще и все ближе.

Иногда спрашиваю себя — что заставляет меня заниматься розыском моих старых товарищей, при этом часто обжигаясь? Набираю номер телефона и боюсь — а что я услышу? Искал Эдика Рощина, СВС 1957, из моей группы. Нашел в Интернете, но данные устарели. Обзвонил и Керчь, и Николаев, и Одессу. Наконец говорят — вот его домашний телефон, только он…

умер….три месяца назад… А, ведь я его начал искать ровно три месяца назад. Вероятно, в последнюю минуту Эдик послал из своей души сигнал: — «Всем! Всем! Всем!». И что-то сработало. 35 лет он возглавлял лоцманскую службу в Керчи.

Отвечаю так: ребята, я ищу вас такими, какими мы были 55 лет назад. В Херсоне. В Мореходке. Кажется, вот — вот нащупаю почву под ногами, если окажусь там, в том времени, среди вас, молодых и здоровых, стройных и красивых, веселых и счастливых. Если бы можно было сохранить неизменным, то время! «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!» Вот так, вероятно, и выглядит Ностальгия. И вновь я на волнах воспоминаний… Лето 1957. Я несу службу помощником дежурного по училищу. Нахожусь, как и положено, в 1-м учебном корпусе. Вдруг с Кошевого в вестибюль вихрем влетает какой-то парень, в светлом костюме, лицо вроде знакомо. Как и положено, пытаюсь остановить, спросить:

— «Вы к кому?».

Он молча, не ответив, отстраняет меня рукой и бегом, перепрыгивая через три ступеньки, на второй этаж. Там была комната преподавателей и офицеров. И тут до меня дошло:

— «Так это же выпускник СВС-1955! Если не ошибаюсь, Куликов! Приехал с ДВК, и первым делом куда?»

Как вспомню эту сцену, так и сейчас что-то щемит. А вы говорите «бурса». Бурса не имеет такого магнита. И такой души. И эта таинственная сила взаимного душевного притяжения только увеличивается с годами. Осень 1979. Я в Херсоне. И тут мне посчастливилось. С помощью Волкова Я.П. удалось собрать в ресторане «Киев» человек 20 преподавателей, офицеров и выпускников. Кое-кто тогда еще работал, остальные — пенсионеры. Были и Матвеев Н.М., и Коваленко А. Я., и Филиппов В. (СВС-1956), и Пилипенко В. (СМС -1954), и Коля Кононенко (СМС-1954), и другие. И я счастлив от этого до сих пор, и этот вечер в памяти навсегда. Лето 1992. Мурманск. Иду по причалу. Ошвартовано судно — УТС «Хабаровск». Спрашиваю вахтенного: — «А у вас есть на судне выпускники ХМУ?» — «Есть…И капитан, и стармех».. Захожу, называю себя. Оказалось, капитаном здесь работает Дима Семенов, неизменный конферансье на наших вечерах в те годы, а стармехом Лева Бродский (СМС-1954), он был в ХМУ известным волейболистом, входил в сборные. Надо сказать, Мореходка была богата спортивными талантами. И ныне и в Херсоне и в Мурманске уважительно произносятся имена боксера Адамовича или борца Шевченко…

Итак, УТС «Хабаровск». Заходят на огонек Саша Будкин, (СВС-1955), и В. П. Герцак, (СВС-1953). Радость встречи. И стол хорошо накрыт, и воспоминаниям нет конца. Потом не раз устраивали посиделки на этом судне, благо оно всегда у причала. Но, увы!.. Ухожу на пару недель в море.

Возвращаюсь, и первым делом на «Хабаровск», а мне вахтенный сходу: — «А капитан помер, уже и похоронили». Было Диме тогда далеко до 60-и. 2009-й. Звоню домой к Саше Будкину. Отвечает внучка Ирина: «А дедушка умер 23-го января». Прошу извинения у читателя. «Ведь на то и Новый год, чтоб петь и веселиться!»

31.12.2009. Новогодний вечер продолжается. Я в каюте один. Но не одинок. Щелкаю комп, и опять со мною вы, мои старые товарищи. И я наполняю бокал и выпиваю до дна за ваше здоровье. И за светлую память о тех, которые ушли в свой последний рейс. И остались навечно в судовой роли. И вот поет для меня, для вас и для них наша старая любовь — Лолита Торрес, поет о любви, которая не имеет возраста. Поет Ив Монтан свою вечную песню об осенних листьях, как она была популярна в 1956-м! Поет Глеб Романов о «самом синем в мире», и Идалия Иванова — о «широком просторе, о море, зовущем в чужие края!». Все это — хиты из тех лет! Ну, и естественно, звучит и звучит бессмертная «Бесамемучо». И все так же прекрасна эта песня, как прекрасна была та юная мексиканка, что сочинила песню много лет назад. Как и в далеком 1955-м, на моем первом корабле, так и сейчас, снова и снова звучит «Бесамемучо», звучит на корабле, который, возможно, станет моим последним. Как и тогда, в далеком 1955-м, я наслаждаюсь этой мелодией, жгучей, и сладкой, как этот ямайский ром. Только сегодня, кажется, чуть-чуть горчит…

Снова и снова летит над теплым южным морем этот Гимн Жизни, эта мелодия, волнующая, прекрасная и вечная, как сама Жизнь. Можно ли быть более счастливым в этой жизни земной? «И от сладостных слез не сумею ответить…»

Ткаченко Николай Адамович

Родился в 1937-м году в гор. Звенигородка, Черкасской области. 60 лет проведены на капитанском мостике, сначала — матросом-практикантом, а потом, и капитаном судна. Закончил в 1957—м Херсонское мореходное училище МРХ СССР, в 1968-м, заочно, и Калининградский технический институт МРХ СССР, по специальности — «Судовождение на морских путях». Инженер-судоводитель, капитан дальнего плавания. В 2014-м году, в возрасте 77 лет, ушел на берег, проработав в морях ровно 60 лет. Сейчас на пенсии, пишет очерки, основанные на богатом морском опыте. https://www.litres.ru/nikolay-tkachenko/ob-avtore/

Ушёл в рейс на шестом месяце беременности. До того жена пива не просила, водки, мороженого — тоже. Почти весь срок пролежала на сохранении, где-то в больнице, потом в спецпансионате в Юрмале, Лиелупе, кажется. Мама моя устроила. Виделись по больничному расписанию… Рейс, как всегда, затянулся. Беременность тоже. Когда прошло две недели от планируемого срока родов, стал лазить по переборкам. Начальник рации меня возненавидел — за систематические спотыкания о моё тело под дверьми его каюты и радиорубки. Радиограмм не было, телефонной радиосвязи посреди океана тоже. На носу Новый год, работы ему было и без меня — завались, связь перегружена.

Рожали всем экипажем. Меня жалели, будто это я был беременным. Подкармливали деликатесами, делились дефицитными куревом и пивком рундучным. Подозреваю, в деликатесы док подсыпал успокоительные таблетки. Иначе с чего такая щедрость при скудной чартерной артелке… Судно три года не заходило в Союз. Снабжались за валюту, а это дорого. На время, по приказу капитана, любые разговоры при мне с упоминанием слов «дети, мама, соска, горшок, пелёнки, счастье» экипажу были запрещены. Все нервничали, когда выходил на палубу проветрить мозг. Следили, чтоб не сиганул к Посейдону жаловаться на жизнь.