Кристофер Ларсен - Муссон Дервиш

Я вышел вслед два месяца спустя и был очень рад что покидаю Дурбан. У меня вызывает антипатию менталитет его жителей. Они достойны того ада в котором живут, они его создали и продолжают сохранять, своим надменным поведением, полным отсутствием толерантности и сострадания. Это звучит грубо, это и есть грубо, но так я это вижу.

Все мои друзья одиночки ушли, кто в Кейптаун, кто в Бразилию, Кехаар остался один. Я перешёл на верфь траулеров, мне нужна была сварка, подремонтировать ветровой рулевой. Я по прежнему ждал, когда вернётся якорная цепь. Мою лучшую цепь украли в Морондава вместе с якорем, в настоящее время у меня остался лишь короткий кусок обычной коровьей цепи с запасным якорем. От фирмы ничего не было слышно, я даже не мог больше отыскать её, телефон был отключен, она просто испарилась. В пасхальные праздники я выбрал якорь, по прежнему без цепи, и направил Кехаар на север, обратно на Мадагаскар.

«Занджи», слово из старинного персидского, означающее — чёрные люди, так что Занзибар, Занджи-бар, означает «берег чёрных людей». Так называют всё восточно- африканское побережъе находящееся под арабским влиянием, от Мозамбика до Сомали.

Торговцы из Йемена и Омана посещают эти места уже по крайней мере две тысячи лет. «Прибрежное плавание в Эритрейском море» - руководство по плаванию в западной части Индийского океана, было написано греческим купцом из Александрии в 110 году нашей эры.

В нём упоминается множество торговых городов на восточном побережье Африки. Самым южным из них была Софала, современная Бейра в Мозамбике. Многие считают, что Софала, это библейский Офир, откуда царь Саломон привозил золото и слоновую кость. Золото, слоновая кость и рабы приносили арабам такое богатство, что в 1840 году султан Омана перенёс свой двор в Занзибар. Его потомки правили оттуда до самой кровавой революции в 1964 году. Помимо ислама объединяющим фактором для занджи был общий язык — суахили.

Для меня суахили язык особенный, это первый иностранный, который я начал учить, задолго до того как принялся за английский, французский либо что-то другое, более полезное. Я не могу сказать, почему это был именно суахили. С детства я знал чешский и русский, так что это был совсем нелогичный шаг. В шестнадцать лет, из своих скромных сбережений я внёс плату в крупнейшей языковой школе в городе и записался на вечерние курсы суахили. Каждый год мы начинали учиться примерно вшестером, но уже через несколько недель нас оставалось только двое — я и Кирилл, ученик краснодеревщика, на год младше меня. И никто из нас не мог объяснить, почему мы выбрали суахили. Конечно, мы оба мечтали путешествовать, но Восточная Африка, это всего лишь одно из многих мест и мы знали, что английский или немецкий были бы намного полезнее.

Люди говорят, что если знаешь два, три языка, то выучить ещё один совсем просто. Я в этом не уверен. Подобное слышишь лишь от тех, кому и один иностранный выучить лень. Не имеет значения, по какому методу вы учите язык, все они включают одно правило: языком необходимо заниматься час в день, каждый день без исключений. Если же вы оказываетесь в стране где на этом языке говорят, то будет проще, он будет вбиваться вам в голову весь день.

Самый лучший способ изучения языка, который я знаю, был усовершенствован сэром Ричардом Бартоном, который свободно говорил на многих восточных языках. Он жил с местной женщиной, не говорящей по английски. Я тоже могу рекомендовать этот метод, прогресс в изучении быстрый и приятный, к тому же вы поймёте ещё одну вещь. Живя с женщиной, с которой вы не можете свободно говорить, вы обнаружите, что большая часть человеческого общения является простой болтовнёй. Возможно около восьмидесяти процентов того, что мы произносим, просто бессмысленные пассажи, необязательное напряжение голосовых связок. Если ваша спутница вдруг углубится в лингвистические дебри, достаточно изредка поглядывать на неё и периодически вставлять слова, вы вряд ли упустите что-то важное, если не очень хорошо понимаете её язык, осмысленная беседа достаточно редкий феномен.

Я был ещё школьником, когда начал учить суахили, но местом занятий была университетская библиотека. Моя будущая Альма Матер, Карлов университет был основан в 1348 году. Его библиотека — огромный зал в стиле барокко в центре Старой Праги.

Сводчатые потолки расписаны фресками, высокие, узкие окна пропускают мало света и в аудитории постоянно угрюмый сумрак. Эмалевые печи, высотой в два этажа, никогда не топились и зимой было морозно. Рядами стоят квадратные дубовые столы, маленькие настольные лампы отбрасывают круг света размерами чуть больше книги. В тусклом свете едва можно разглядеть дальний конец огромного помещения, заполненного приглушённым бормотанием студентов, готовящихся к экзаменам. Мне нравилась атмосфера места: затхлый запах книг, закрывающих все стены, шушуканье студентов, равнодушный библиотекарь за письменным столом на приподнятой платформе. Это была первая, из длинной череды библиотек, служивших мне суррогатным домом, когда я был в Пути.

После четырёх лет занятий суахили я начал учить классический арабский, но, прежде чем успел достичь хоть какого-то заметного прогресса, мне представилась возможность сбежать из коммунистической Европы. Я проскользнул под Железным Занавесом и направился совсем в другом направлении, так что мои знания остались невостребованными на следующие двадцать лет. Суахили пришёл с Занзибара, у него сложная, чужеродная грамматика, её упрощают, когда суахили служит в качестве общего языка общения на побережье. Но на Занзибаре говорят без упрощений. Чистота разговорного языка, поэзия для слуха. Уличные лоточники торгуются о цене, родители покрикивают на детей, водители отпускаю замечания по поводу прохожих женщин, всё это на чистейшем, удивительно богатом языке. Спустя двадцать лет, с полученными в аудитории знаниями, мне нужно было многому научиться. Я собирался остановиться где-нибудь, чтобы заняться этим. Будучи в Ламу, я обнаружил, что суахили, на котором там говорят, ужасен, если на нём вообще говорят.

Побережье Суахили плоское, однообразное и скучное. Низкие мангровые заросли отороченные коралловыми рифами, омываемые сильным Сомалийским течением. Оно стало свидетелем моего самого крупного навигационного просчёта на сегодняшний день. Это был хороший урок, я не точно сопоставил ориентиры с картой. То, что видишь здесь на горизонте затянутом дымкой, может соответствовать практически любому месту на карте.

Во время ночного перехода в Мтвапа Крик, в пригорода Момбасы, я попал впросак.

Утреннее определение с секстантом предупредило, что мы прошли вдоль берега гораздо дальше, чем я думал. Я не поверил, это означало бы, что средняя скорость в течении ночи была девять узлов. Теоретическая скорость «Кехаара» шесть узлов. Я сравнил туманную береговую линию с картой, всё прекрасно совпадало. Нет, похоже на этот раз секстант ошибся. Я отметил результат определения в журнале как «неубедительный» и направился в реку через сложный проход между рифами руководствуясь подробной картой Мтвапа Крик.