Кристофер Ларсен - Муссон Дервиш

Но кандзи, это только половина истории. Вторая её часть — кана. 47 слогов используются для написания слогов, частиц и грамматических окончаний, которые не встречаются в китайском. Весь язык может быть написан только символами кана, совсем без использования кандзи. Есть два различных сета символов кана: хирагана и катагана. Существуют строгие правила, когда какой из них использовать.

Японская письменность, состоящая из кана и кандзи записывается колоннами сверху вниз, колонны следуют справа налево. При написании по горизонтали текст может идти в любом направлении, как слева направо, так и справа налево. Газеты и книги читаются с последней страницы, как арабские или еврейские. Не ожидайте, что молодёжь здесь много читает.

Официально носитель языка для того чтобы читать на собственном языке должен иметь законченное среднее образование. Многие образованные японцы признают, что испытывают проблемы с письмом. Единственная литература которую здесь все читают, это «манга» - комиксы, простые, жестокие, бессмысленные. В них используется рудиментарный язык написанный Кана и интеллектуальный уровень «пачинко», популярных игровых машин.

Половина манга это примитивное порно.

Возможно именно трудности письменности способствовали успеху электронных коммуникаций в Японии. Телефон, основное средство общения. Люди редко дают кому то свой почтовый адрес но всегда обмениваются номерами мобильных телефонов. Во внешне ультравежливой Японии это отвратительное изобретение раскрывает грубое высокомерие людей. К примеру, заходят к вам люди, вы приглашаете их в дом, угощаете кофе, а они проводят большую часть времени отвечая на телефонные звонки. Это один из примеров японской дихотомии — контраст между до смешного вежливыми частными манерами и публичной грубостью. Японцы гордятся своим крестьянским происхождением и пытаются воскресить его дух демонстрируя дурные манеры: щупают женщин в переполненных поездах, мочатся на улице, громко рыгают после двух бокалов пива...

Их посещения лодки, это часть такого публичного поведения. Японцы воспринимают свои яхты как воскресное развлечение, а не как дом. Меня раздражали все эти люди, топающие своими ботинками по моей каюте, которым я был вынужден каждый раз объяснять, что это мой дом и чтобы они снимали свои чёртовы ботинки. Интересно что женщины часто снимали обувь без просьб. В японских домах немыслимо, чтобы кто то попытался войти внутрь не сняв обувь. Её оставляют перед входной дверью, и хозяйка дома разворачивает её носками наружу, чтобы выходя было удобно обуваться.

Японские дома защищают от непогоды, но не позволяют уединиться. Тонкие стены, ещё более тонкие сдвижные двери, близкие соседи, нет физического чувства уединения. Японцы создают себе уединение запираясь внутри себя за маской вежливости на неподвижном лице.

Самая большая угроза домам исходит от землетрясений и следующих за ними пожаров. За свою долгую историю каждая из деревень сгорала дотла множество раз в результате землетрясений. Огонь начинался от разбитых очагов и перевёрнутых масляных ламп.

Тяжёлая каменная кладка во время землетрясения представляет большую опасность, убивая людей обломками. В Японии это не популярный строительный материал. Большинство частных домов в Японии это двухэтажные деревянные, очень лёгкие, каркасные дома.

Каркасы тщательно соединены в шип, чтобы противостоять тайфунам. Сегодня все шипы и врезки изготавливаются на фабриках, каркас быстро собирается на месте.

Двери, окна, двери шкафов и вещевых ящиков всегда делают сдвижными для экономии пространства, там нет шарнирных дверей. На севере на окнах ставят четыре защитных слоя: штормовые ставни, два слоя стекла и внутренние шторы. Все четыре сдвигаются в сторону.

Некоторые внутренние стены в доме образуются «сёдзи», лёгкими сдвижными панелями из тонкой рисовой бумаги, наклеенной на лёгкую деревянную решётку. Сдвигая в сторону сёдзи можно объединить две небольшие комнаты в одно большое пространство, закрывая их, образуется перегородка и две комнаты.

Отдельные комнаты не имеют специального назначения. На ночь из встроенных в стену шкафов достают несколько матрасов футонов. Там нет кроватей. Футоны расстилают на полу и получается спальная комната, на столько постелей, сколько есть футонов.

Единственной мебелью может быть угловая подставка под телевизор, в противном случае комната абсолютно пустая. Полы покрыты татами, жёсткими, плотного плетения, соломенными матрасами два...три дюйма толщиной, покрытыми тонкими тростниковыми ковриками. Изначально они использовались как матрасы для постели и изготавливаются всегда одного размера — шесть на три фута. Сшитые вместе они покрывают полы от стены до стены и комнаты проектируются в размерах кратных татами. Может быть комната на четыре татами или восемь татами. Для описания своей лодки я тоже начал применять татами.

Когда сухопутному жителю, лишённому всякого воображения, говоришь, что лодка имеет длину 32 фута по палубе, ему это ни о чём не говорит. Если же сказать, что это девять татами, он может быть посмеётся над тем, как неуклюже вы говорите на его языке, но будет иметь грубое представление. К тому же Кехаар больше похож на плавучий сарай в девять татами, чем на 32 футовую яхту.

В главной комнате дома один из углов образует альков - «токонома». Там на стенах висят каллиграфические свитки, старинные фамильные ценности или хозяйские трофеи. Там же может стоять телевизор на низкой подставке.

Говорят, что современная Япония очень быстро меняется, но мне было интересно, насколько глубоки эти изменения. Вещи меняются, но суть остаётся прежней. В глубине привычки и обычаи остаются прежними. Внешние признаки подвергаются лишь периодическим изменениям. Всё что было написано о Японии несколько веков назад верно и сейчас. Марко Поло 750 лет назад описывал Японию: «...это земля таких неисчислимых богатств, что любая попытка оценить её, превзойдёт все границы чудес». Подходящая гипербола. Япония всегда была густонаселённой. Когда четыреста лет назад, Англия при Елизавете имела население возможно около трёх миллионов, в Японии было тридцать миллионов, учтённых надлежащей переписью. Ни природные, ни организованные людьми катаклизмы не оказывали большого влияния на численность населения. Сегодня сто тридцать миллионов живут сгрудившись на кромке побережья и в узких долинах рек.

Элизабет Бёрд совершила путешествие по суше от Токио до Хоккайдо всего через несколько лет после того, как Япония стала открытой для иностранцев, в начале девятнадцатого века. Её рассказы очень пристрастны и пропитаны расовым высокомерием, но описания сельской местности совершенно актуальны и сегодня в Ямагути Кэн или Северном Хонсью. Единственное различие, это автомобили, хорошие дороги и всеобщее процветание.