Олег Мятелков - Соленый периметр

Выход наверх экипажу был запрещен, был даже задраен верхний рубочный люк, но Вальке, срочно вызванному на мостик, удалось глянуть на разгневанный океан. Зрелище это восхищало, ужасало, но вместе с тем оно же дарило и какую-то высокую гордость личной сопричастности к сражению, которое вела одухотворенная сталь корабля с бессмысленной яростью стихий.

Вот, кажется, все: волна накрыла надстройку, от островка рубки и до самого горизонта - лишь мятущаяся, серая с белым, вода. Даже сверху, с козырька рубки, рушатся водопады, заставляя вахтенного офицера, сигнальщика и его, Вальку, вжиматься в ребристый закуток у репитера гирокомпаса. Но проходит секунда, вторая, и расступается море, величественно, могучим китом, всплывает из-под него носовая надстройка, и десятки белоснежных струй из шпигатов - словно спокойный и облегченный выдох... Снова гулко грохочут двигатели, и тут же со щелчком оживает динамик: "Мостик! Товсь: даем кофе!" Затянутый в резину сигнальщик Витя Агапов, выбрав момент, быстро открывает люк - навстречу поднятому вверх термосу. Живет корабль, а море... что море: мы ведь все равно придем куда надо!

Волнолом остается позади. Валька, не отпуская гривы, перемещается на другую сторону "Холстомера". Работая здоровой ногой, всем телом, помогает коню в отчаянном его стремлении к цели. Голова коня почти по уши ушла в воду, двигается он толчками...

Мельком Валька замечает два светляка, ползущих теперь вдоль невидимого сейчас пляжа. Стянутые холодом губы раздвигает улыбка: "Ребята"!

И конь вдруг вздрагивает. Его словно кидает вперед, голова коня вылезает из воды - вся, целиком! На секунду конь замирает, затем снова начинает двигаться вперед, но уже не вплавь: это - шаги, неуверенные, рывками, но настоящие шаги по настоящей, хотя и скрытой под водой, земле. Вот и Валька с чувством ни с чем не сравнимой радости, величайшего счастья ощущает под пятками податливую зыбкость песчаного грунта. Приникнув к дрожащей лошадиной шее, Валька, подпрыгивая, движется к кромке прибоя.

Они останавливаются на полосе смутно белеющей в темноте пены. Конь, свесив голову, тяжело дышит. Валька, прижавшись к его боку, слышит, как гулко и часто колотится сердце. Не понять только - чье...

Все ближе шум торопливых шагов,все ярче светят фонари. Звучат наперебой два голоса - басовитый гусевский и, со звонкой хрипотцой, Сереги Рыжова:

- Сизов, живой?! Ну, Сизов!.. Ну, так тебя вдоль и поперек!..

- Валюха, во ты выдал! Надо же, а?

- Что же это ты делаешь, Сизов?! Что же это ты себе позволяешь? Гауптвахта по тебе плачет, понял?!

- Ну, ты молоток, Валюха, а? Да я бы лично...

- Гауптвахта - это тебе еще мало, Сизов! Ремень бы с тебя снять да пряжкой, пряжкой!..

- Валюха, а как...

- Рыжов, прекрати!!! Молчать!

Пауза. Мичам шумно переводит дух, снимает фуражку, вытирает со лба пот. Крутит головой:

- Тоже мне - "молоток"! Тем бы молотком да по дурному кумполу: ведь жизни - жизни! - мог бы лишиться! "Молоток"! Чэпэ ведь: тревога объявлена, оперативный рвет и мечет. Катерники шестерку свою в пять минут спустили, и не вспомнили, что весла крашеные. Сейчас сюда примчатся! Ну, Сизов, ну, Сизов! Тоже мне: у него, вишь, у одного душа болит, без него не сделали бы как надо! Не знаю, как там командир про тебя решит - его дело, но ты у меня из трюмов теперь не вылезешь, пока вся дурь из башки не выйдет! На всю катушку тебе выдам, Сизов! И тебе бы, Рыжов, тоже стоило: два сапога - пара! Вдогонку, видишь, наладился! Сколько бы ты шлепал в том жилете? Час, два?

- Так ведь, товарищ мичман... Виноват!

- "Виноват"!.. Молодые вы еще, глупые... С девками - это вы можете, а на остальное мозгов - как у мыша! Вот утоп бы он, утоп на наших глазах, по глупости своей - что бы матери его сказали?! Молчишь? Ох, салажня... Мичман, похоже, все-таки "отходит". Он придвигается к понурившемуся коню и начинает оглаживать его, укоризненно бормоча что-то. Конь вздыхает. Валька, нагнувшись, трех онемевшую от боли ногу.

- Ну, что, - говорит мичман, - пошли... "молотки"! И ты давай! - Он шлепает по влажному боку коня. Конь медленно бредет в темноту. - Пошли. Будет завтра всем нам сабантуй! Тот еще сабантуй! А пока - служба... Чего хромаешь, Сизов? Судорога схватила? Всего бы тебя... судорогой, чтоб глупость свою запомнил! Ну ладно: придешь на лодку - иголкой ткни, поможет. Эх ты, кентавр!

-Кто-кто, товарищ мичман? - оживляется Серега.

- Кентавр, говорю. Зверь такой, сказочный! На картинах раньше рисовали: туловище лошадиное, а голова человечья...

- Кентавр! - резвится Серега. - Как-как? Туловище человечье, а голова лошадиная? Вылитый ты, Валюха! Надо же: кентавр!

- Всё, дробь! - говорит мичман. - Ты, Сизов, сейчас оденешься, обогреешься, обсушишься и - на вахту. Ногу свою в порядок приводи: полчаса еще - успеешь!

- Как... как полчаса?!

- Ну да, - мичман подносит фонарик к запястью, - двадцать три тридцать пять. До нолей - двадцать пять минут, хватит тебе!

- Хватит, - машинально соглашается Валька. Он потрясен: то, что произошло с ним, улеглось, оказывается, в какие-то двадцать минут!.. Треть окружности циферблата...

Они идут по темному песку. Вдоль их пути с шипеньем расстилаются полотнища пены...

- Слышь, Валюха, - шепчит Серега, - а ты что - на разряд плаваешь? Нет?! Ну, ты силен! Не, я бы так... Что ты! Без жилета, холодища такая! Да, галету хочешь? Придем когда, свитер у меня возьмешь, водолазный.

Теплый. Ну, ты выдал, а?!

Валька идет и улыбается про себя. Все это, конечно, будет - разговор с командиром, взыскание, комсомольское собрание... Пусть, заработал! Валька даже знает, за что его будут ругать: за легкомыслие, за самовольство... За дурь, наконец! Но - не за проступок. Ибо его, проступка, у него не было, и прекрасные люди, что его окружают, понимают это отлично! В конце концов, они и сами такие же...

И еще. Валька знает, что теперь до конца службы он для ребят - Кентавр. Это тоже точно! Ну, что же - нормальное прозвище. Ничуть не хуже, чем, например, Мухомор! А?

Её сделали умелые руки: сварили крепкий корпус, осторожно залили в него расплавленную желтую, похожую на мыло, массу, установили хитроумную аппаратуру, что высунула наружу чувствительные свинцовые рожки и длинный нерв - антенну.

Потом другие руки прокатили ее по палубе корабля, и где-то в заданном районе моря, обозначенном на секретной карте двумя латинскими буквами, мина тяжело плюхнулась в волну и ушла вниз. Корабль торопливо пошел дальше, а она осталась висеть в темной глубине, вцепившись якорем в песчаный грунт...

Спустя еще несколько дней над тем же районом моря загромыхали артиллерийские залпы. Небо исчертили инверсионные следы боевых самолетов и ракет класса "воздух - земля". Черный дым от горящей на воде нефти закрыл горизонт. Газеты скупо говорили о "региональном вооруженном конфликте"...