Ганс Якоб Гёбелер - Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U-505. 1941–1945

Свои свободные от вахты часы мы проводили за упаковкой наших личных вещей, чтобы сразу, не тратя на это времени, бежать в бараки. С учетом погоды одежда, выбранная для нашего прибытия, состояла из серой кожаной куртки и таких же брюк. Нам приходилось счищать и протирать плесень, которая успела вырасти на них за время плавания.

Я едва мог спать в последнюю ночь перед прибытием домой. В основном мне не давало спать предвкушение родного дома, каким стали для нас бараки, но также и беспокойство. Побывав так близко от смерти за время похода, мне совершенно не хотелось теперь лишних испытаний всего в нескольких милях от комфорта и безопасности. Лежа в своей койке, я прислушивался к малейшему звуку, который производил механик или тот или иной механизм. В конце концов усталость победила, и я погрузился в сон без всяких сновидений.

Мы встретились с нашим эскортом точно, как и было запланировано, в 08:00 12 декабря. Нас удивили количество и силы эскорта; все его корабли, встречавшие нас, были особенно обильно снабжены зенитными средствами.

Через два с половиной часа мы пришвартовались у пирса. Нас встречали с военным оркестром, здесь же были военные моряки, армейские солдаты, медицинские сестры и мастеровые доков. Мы четко слышали их крики удивления, когда они увидели массивное повреждение нашей лодки после атаки Силлкока. Когда слух о нашем повреждении распространился по всем докам, толпа встречающих выросла еще больше за счет прибежавших взглянуть на него любопытных. Впереди этой толпы были люди из штаба флотилии, размахивавшие своими фуражками и приветствовавшие U-505 троекратным «Ура!».

Когда наша подводная лодка была надежно ошвартована у пирса, мы выстроились в шеренгу на узком пирсе. Я снова вспомнил это удивительное чувство, когда твердая земля ходит и качается у тебя под ногами первые часы, когда ты ступил на нее после долгого морского путешествия.

Чех выступил перед нашей шеренгой и отсалютовал командиру флотилии, капитану третьего ранга Виктору Шютце:

– Докладываю: подводная лодка U-505 вернулась из боевого похода.

Шютце широко улыбнулся:

– Рад приветствовать вас дома! Да здравствует экипаж U-505!

В ответ мы все крикнули в унисон:

– Да здравствует герр капитан третьего ранга!

Чех повернулся лицом к нам, явным образом раздраженный, что командир флотилии приветствует нас, экипаж лодки. Глаза его горели яростью, он распустил нас, шипя слова сквозь зубы, как рассерженная змея.

Но нам было наплевать на чувства Чеха. После команды «Свободны» мы завопили и стали забираться обратно на U-505 за нашими морскими мешками с личными принадлежностями. Среди нас было несколько неудачников, которым выпало стоять вахту, оставаясь на борту несколько дольше остальных, обеспечивая безопасность важных клапанов и других устройств, но вскоре их должен был сменить резерв дивизии, так что мы не слишком беспокоились о них. Честно говоря, сейчас мы могли думать только об одном: долгий горячий душ. В нашем стремлении большинство неслось в казармы. Я же слонялся в толпе, ища взглядом Жанетту, но не видя ее.

На пути к казармам я понял, почему наш морской эскорт, проводивший нас в гавань Лорьяна, был так обильно оснащен зенитным оружием: повсюду я видел большие воронки от бомб и горящие дома. Несмотря на все эти повреждения, мы не испытывали недостаток оборудования или задержку его поступления во время пребывания в порту.

Ближе к вечеру наш экипаж собрался в большом обеденном зале для традиционного послепоходного банкета вместе со штабом дивизии. Как обычно, блестящие от крахмала скатерти были уставлены дюжинами бутылок с пивом, коньяком и ликерами. Единственным разочарованием было то, что нехватка продовольствия заставила военно-морской флот сократить роскошный праздник, которого все ожидали.

Мы выпивали около часа, затем нам раздали полученную в наше отсутствие почту. Большое число наших сослуживцев получили новости об их братьях и других родственниках, погибших на фронте или пропавших без вести. В письмах было также много трагических рассказов о бомбежках, которым подвергались наши города.

Горькие новости из дома заставили многих из наших товарищей отказаться от всякой сдержанности с алкоголем.

Через некоторое время кто-то запел старые морские песни. Это не были сентиментальные или мелодичные песни, но песни, приправленные острой солью. Всем стало понятно, что мы – экипаж, отчаянно нуждающийся в том, чтобы выпустить пар. Наша сдержанность, ослабленная алкоголем, разочарования и напряженность последних недель буйным потоком вырвались наружу.

Командование флотилии почувствовало настроение экипажа и довольно быстро скромно удалилось. Некоторые из наших офицеров вскоре последовали за ними. Для всех нас, остальных, однако, это была длинная ночь пьянства. Ко времени наступления полуночи несколько ребят уже были в отключке, храпя как паровозы. Они лежали головами на столе, уткнувшись лицами в стоявшие перед ними тарелки. Другие еще держались и пытались петь, но издавали только неразборчивые звуки.

Именно в этот момент мы решили, находясь в состоянии пьянящей справедливости, что наступило время выполнить давно задуманный план мести двум унтер-офицерам, которые заставляли нас заниматься строевой подготовкой на борту U-505. В ходе вечерних торжеств мы заметили несколько больших бочек с водой и несколько больших джутовых мешков, заполненных песком, хранившихся на втором этаже рядом с ванной комнатой. Вода и песок были напасены как материал для тушения пожара, если здание загорится во время бомбардировки. Мы освободили от песка пару мешков, а затем спрятали в углу душевой. Теперь оставалось только ждать, когда два унтер-офицера последуют зову природы.

Нам пришлось подождать несколько минут, когда мы услышали, как один из этих унтер-офицеров поднимается на лестнице на второй этаж. Мы разработали особую систему секретных свистков, которыми наши оставшиеся внизу друзья должны были проинформировать нас о приближении унтер-офицеров, но система эта оказалась ненужной, поскольку эти двое унтер-офицеров были самыми громогласными говорунами во всем экипаже.

Первый унтер-офицер завернул за угол, и мы набросились на него. Несколько человек держали его руки и ноги, другие натянули мешок на его тело и связали ноги на уровне колен веревкой. Он брыкался, как дикое животное, но веревка надежно удерживала его в мешке. Чья-то рука надежно закрывала его рот, да и из-за шума в банкетном зале никто не слышал его полусердитых-полуиспуганных криков о помощи.

Спустя несколько минут второй унтер-офицер стал подниматься по лестнице и попал в такой же переплет. Мы подняли наших пленников и опустили их, ногами вперед, в бочки с водой. Боже мой, как же они проклинали нас, когда очутились в этой мерзкой холодной воде! Мы оставили их там и побежали, радуясь, как школьники, и хохоча во все горло, обратно в наши казармы.