Владислав Кузнецов - Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

В первой половине тридцатых, входя в порт, можно было видеть ряды ржавеющих судов – трампов и танкеров, банановозов и угольщиков, и пассажирские лайнеры, некогда элегантные, белоснежные или черно-белые, а теперь подернутые струйками ржавчины. На то, чтобы законсервировать корабль, подготовить его к хранению до лучших времен, тоже нужны деньги, а денег в Греции вдруг не осталось. Совсем.

Тогда либеральная республика закончилась, и невесть откуда вернувшийся король между красным и коричневым колером выбрал цвет дерьма и фашизма. Советские транспорты, что шли в воюющую Испанию, в Греции обслуживать не отказывались, но внимательно следили за характером груза. Не только по декларации, досмотром тоже озаботились. На кораблях, на которых помполитом был Иван Патрилос, оружие никогда не находили – вовсе не потому, что не было.

Лишь раз ищейкам Метаксаса повезло: из расколоченного ящика с надписью «сельскохозяйственное оборудование» сверкнуло авиационным дюралем. Дальше самым трудным было не нарваться на немцев или итальянцев. Не на них ставили западню!

Когда в нескольких часах хода от Барселоны из косой дождевой штриховки появились профили боевых кораблей, можно было выдохнуть. Дело сделано. Зализанные, обтекаемые надстройки, две трубы сращены в одну, по верху две черные полоски. Над передними надстройками характерно нависает «шапка» артиллерийского» КДП, верный знак итальянского влияния на конструкцию.

Тяжелые крейсера мятежников, «Балеарес» и «Канариас». Не перепутать.

– Оба, значит, – цедит капитан сквозь зубы. – Тем лучше!

Во всех справочниках крейсера-близнецы значатся как находящиеся в достройке. На деле «Канариас» франкисты выперли в море еще в сентябре тридцать шестого. С тех пор он, сволочь, и развлекается: то берег обстреливает, то захватывает и топит суда, что пытаются пробраться в республиканские порты. Советские в том числе.

Так что явления этого «испанца» ждали.

Зато «Балеарес» – сюрприз!

Его никто не принимал в расчет. В отчетах, что передало республиканское правительство, на день захвата верфей франкистами у крейсера была низкая степень готовности. Забыли советские моряки свою Гражданскую. Тогда из буксиров за считаные дни делали сторожевики, из землеотвозных шаланд – канонерки, а средних размеров танкер превращался в крейсер, не бронированный, зато вооруженный до зубов. А тут – почти готовый боевой корабль! Не все оружие смонтировано, хуже того – не все в наличии? Значит, нужно впихнуть что найдется на складах – и в море, в бой!

Так националисты и поступили.

Патрилос смотрел на то, что у них получилось, и понимал: испанцы – не русские. Наши утыкали бы корабль стволами, как ежика иглами, а тут… Одну из четырех башен, концевую, установить не успели? И не надо, зияет пустая палуба. Зато на месте батареи вспомогательного калибра -зоопарк. Торчат из башнеподобных щитов стодвадцатимиллиметровки – эти орудия явно предназначались эсминцам. Рядом, в открытую, красуются итальянские зенитные «сотки», запрокинуты в серое небо стволы скорострельных «пом-помов». Всякой твари по паре на борт… а если с другого борта набор такой же, то по две пары.

И все-таки крейсера вошли в строй, воюют, а законному правительству против них выставить нечего. Точней, нечего выставить днем: для ночного боя у республики есть отличные эсминцы, новенькие, до гражданской войны в строй успел вступить только один. Зато днем рассчитывать приходится на легкие крейсера «Либертад» и «Мигель де Сервантес», а они на то и легкие, что против тяжелых не вышли ни калибром, ни броней. Даже в недовооруженном виде корабли франкистов оказались королями дневного моря – до этого дня и часа. Они привыкли быть сильней, тем тяжелей им представить, что за пеленой дождя прячется неясная, но абсолютно превосходящая сила, у которой есть лишь один недостаток – она не может вмешаться, пока фашисты не дадут повод. Ну, с поводом они не замедлят. С тяжелых крейсеров видят беззащитный транспорт на шесть тысяч тонн, в трюмах -оружие, которое может повернуть ход благополучно складывающейся гражданской войны. У франкистов не то, что выбора, нет мысли о том, что выбор следует делать.

Над головным крейсером взлетают флаги, мерцает яркая точка прожектора. Обычное требование: лечь в дрейф, приготовиться к досмотру. И, отчего-то, прекратить работу радиостанции. Это обычно для рейдера у чужих берегов, но не для сильнейшей эскадры, что господствует в море.

Неужели – догадываются?

– Мятежники, – выплюнул капитан, дочитав послание. -Сколько бы их ни признавали воюющей стороной, чувствуют себя пиратами.

Патрилос промолчал, только внутри проснулся с молодости забытый страх перед чужим боевым кораблем, да зашевелилось чутье черноморского контрабандиста. Никуда оно за годы партийной карьеры не делось, напротив – натренировалось и очень помогало. На загранрейсах случались попытки провезти всякое. Помполит обычно пресекал, но иногда – способствовал. Если была на то просьба одного доброго знакомого в черном с золотом кителе, или его друзей, кителей не носивших. Другие службы им не интересовались… и однажды Иван Павлович поинтересовался у знакомца: почему только они? Почему не ГПУ, не армейская разведка, не Коминтерн, в те годы лихорадочно активный?

К собственному удивлению, получил ответ – обстоятельный и развернутый.

– Ви-таки всерьез полагаете, что за вас никто не знает? -спросил морской агент. – Не врите себе, само то, что я с вами имею этого разговора, значит, вас-таки уважает не только Молдаванка и Пересыпь, но и где-то еще.

Разговор шел в Одессе. Пиво, раки, статуя Дюка, не выветрившийся до конца дух старого порто-франко. Тут даже у лица, закончившего прежний Морской корпус, характерный говорок проявится.

– Ви-таки правда верите, что таскаете туда-сюда государственные тайны высшей пробы? Или разжигаете с той ленинской искры мирового революционного пожара? Так если да, то ви либо адиёт, либо провокатор. Просто если кому-то нужно, не слишком таясь, передать чего-то интересного до советской морской разведки – вот им он, Яннис Патрилос, помполит и контрабандист у в одном лице. И эти кто-то, друг мой, обычно состоят на окладе в известных органах своих стран. Настоящий революционер или тайный агент до вас и близко не сунется, если он не больной на всю голову. Зато и прятаться вам приходится только от лишних глаз, до которых можно добавить и тех пограничников-таможенников. Таки я слышу облегченного выдоха? Это уже хорошо… Меня радует, что у вас имеется здоровая осторожность.

Спасибо, трусом вслух не назвал.

За два месяца до встречи с чужими крейсерами знакомый также обошелся обтекаемыми словами. «Осторожный», «солидный», «взвешенный». Если коротко – просил присмотреть за вовсе молодым, недавно из училища, парнем, которого комсомольский билет и горячее сердце сорвали с мостика новенького тральщика – на судно-ловушку. Теперь куратор говорил иначе, не беседовал по-свойски, но ставил задачу.