Владислав Кузнецов - Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

А ему нужно попасть во вражеский крейсер, желательно в уязвимое место. Мало ли их: погреба, машины, котлы, рули, боевая рубка, посты управления огнем… Для крейсеров двадцатых годов постройки «Тренто» и «Триесте» бронированы вполне прилично, но под продольным огнем восьмидюймовок было бы неуютно и «Фрунзе» – до модернизации, конечно. Насколько? Сейчас выяснится. Итальянские крейсера начинают поворот. Словно презирая огонь с берега, они подставляют грекам нос – расстреливайте продольно!

Что с ними?

Доклад с поста управления артогнем звучит ответом.

– На дальномере сто сорок кабельтовых.

«Фрунзе» своим ходом догнал итальянский крейсерский отряд. Теперь тот достаточно близко, чтобы открыть огонь по цели, которую ясно видит – в отличие от береговой батареи. Все восемь башен – вчетверо больше, чем на греческой батарее – выплескивают сталь и взрывчатку в сторону советского линейного крейсера.

Косыгин уже не следит за прокладкой, что ведут штурмана, не слышит объявлений помполита: доклады о повреждениях пошли косяком. Уд,ары снарядов не ощущаются, они – ничто на фоне залпов «Фрунзе». О повреждениях старший помощник узнает из докладов – и все о восьмидюймовых снарядах с крейсеров.

Тех, что, по мнению командира, не стоят залпа главным калибром…

Доклад.

Пробита верхняя палуба, разрыв на броневой. Осколки бьют снизу вверх – по вспомогательной батарее. Два орудия требуют ремонта, потерь в личном составе нет: универсальным орудиям не по кому стрелять. О вражеских самолетах радиоуловитель предупредил бы заранее, до чужих кораблей им не дотянуться. Так к чему рисковать людьми? Все под броней, ждут приказа – и слушают болтовню Патрилоса. Который уверяет, что пушки можно починить, а на перебитые кабели и трубопроводы, и выгоревший тик палубного покрытия ему плевать.

Сердцу же старшего помощника положено кровью истекать от такого урона вверенному имуществу. Только вот Михаил Косыгин, пусть недавний штабной – не человек-инструкция. Сколько добра ни потеряет «Фрунзе» – бой спишет. Но ему, именно ему, приходится посылать людей наверх.

Контролировать пожары: тушить проклятое пижонское «белое золото» тиковой палубы. Восстанавливать коммуникации: накладывать муфты и сращивать провода.

Туда, куда на этот раз он не имеет права вести аварийные партии сам. Под осколки!

Его место – внизу, у телефонов. Слушать доклады.

– Оборвана антенна…

Одна из многих. Но корабль понемногу глохнет.

Почти веселый голос помполита:

– Им удалось перебить ее восьмидюймовками.

Вот сообщение из второго машинного отделения:

– Разрыв на броне. Двое контужено. Повреждений машин нет.

– Осколки?

– Нет, прислонились к переборке…

Да, у них там тесно. А переборка – броневая, как раз и должна держать осколки – что снаряда, пробившего главный пояс, что отслоившихся кусков защиты. Раз ее так сотрясло -значит, было пробитие. И переднего пояса из новейшей американской брони на бортовой наделке, и старого, царского, из старой круппированной стали.

Взгляд на креномер: точно, стрелка ползет вбок. Значит, вода хлещет в пробоину, заливает пространство между бортом и той переборкой, что устояла. Вот, оказывается, на что способен итальянский восьмидюймовый снаряд – а не только перебивать антенны…

Косыгин щелкает переключателем: отдельной трубки всякий отсек не удостаивается. Во многих только и есть, что один-единственный человек без боевой специальности: музыкант, швец, вестовой… Его дело – дежурить у крана затопления. И когда придет время, повернуть тяжелый маховик.

Ровно настолько, насколько прикажут.

Когда вода вливается в корабль с двух сторон поровну, он остается на ровном киле. Значит, продолжает стрелять точно, и опрокидывание ему не грозит.

Косыгин не успевает удивиться отчего и почему восьмидюймовый снаряд вообще пробил два слоя брони, что держит плюхи совсем другого размера. Следуют новые доклады о повреждениях: в кормовой надстройке разгорается очередной пожар, зенитный КДП правого борта на вызовы по телефону не отвечает, а из переговорных труб течет кровь, и один из боевых вымпелов, словно сбитая влет птица, улетел вместе с оборванным фалом…

Тут сверху, в боевой рубке, запрашивают о запасе плавучести. У Косыгина все цифры в голове. Какие отсеки потеряны, он не помнит – чувствует. И с искренним удивлением понимает: все не так плохо, как кажется.

На самом деле, не плохо вовсе. Нормально. Обычный бой. Для старшего помощника – самый первый.

– Девяносто шесть процентов, крена и дифферента нет, – говорит он. – Приложите их как следует, Алексей Фомич. Особенно «Больцано». Половину палубы мне пожег, и где я достану в Салониках тиковый брус?

Командир наверху хмыкает.

– Сначала линкоры. Их, кроме нас, потрепать некому.

Отнять трубку от уха Косыгин не успевает – и чуть не

глохнет от помполитовского вопля:

– Есть!

В рубке отлично видно, как крейсер «Триесте» окутывается паром, зримо теряет скорость. Итальянские крейсера, пусть и именуются тяжелыми, от восьмидюймовых снарядов защищены недостаточно. А потому каперанг Лавров кругом прав: эта троица – цель береговой батареи, от нее им не уйти, разве под такую же батарею на противоположном берегу – пролив в этом месте не шире шестидесяти миль. К тому же, если крейсера возьмут ближе к фессалийскому берегу – на « Фрунзе» выскочат из-под брони расчеты универсальной батареи, откроют огонь…

Вот выбор, который приходится делать итальянцам: прорываться к Салоникам под огнем греков, или соваться под бок к советскому кораблю. Универсалки-стотридцатки менее опасны, чем береговые орудия, но линейный крейсер может и главным калибром жахнуть.

По меркам Средиземного моря – в упор.

Точно, как по «Балеаресу»!

Та еще задачка. Но «Тренто» и «Триесте» начинают поворот к весту. Значит, попробуют вытерпеть огонь халкидской батареи – и обстрелять советский корабль продольно, с кормы.

Сверху «Фрунзе» выглядит страшно: на полном ходу свежий воздух только раздувает пожары, дым сносит к корме, и кажется, что корабль пылает целиком, от штевня до штевня. И о том, что он не гибнет, а продолжает сражаться, напоминают только вспышки полузалпов. Девять не делится на двое, и число огненных выплесков чередуется: четыре, пять, снова четыре… Водяные столбы ложатся вокруг линкора «Джулио Чезаре» – близко, совсем близко, вплотную… но все никак не достанут на деле. В ответ мерцает орудийной скороговоркой «Больцано», линкоры то рассеивают снаряды пристрелочной лестницей, то частят беглым огнем. Из-за их бронированных боков неторопливо, быстрей не позволяет конструкция орудий, бьют немолодые крейсера.