Владислав Кузнецов - Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Врага Теологос не видит, зато союзники как на ладони. На «Михаила Фрунзе» страшно смотреть: пылает от носа до кормы, от нарядной окраски не осталось и следа, борта посерели от сгоревшей краски, чернеют провалами пробоин. На запросы по радио отвечает: «повреждения носят поверхностный характер». Они, черт бы их побрал, себя со стороны не видят! Да их хваленый атлантический нос напоминает незрелый сыр: много-много мелких рваных дыр. Почему и отчего восьмидюймовые фугасы не проделывают в небронированных оконечностях многометровые «ворота» для воды, непонятно. Но сейчас советский крейсер, пусть и погрузнел, осел в воду – в силах мчаться на добрых двадцати пяти узлах. Перед носом – пенный бурун, вокруг – фонтаны разрывов, флаг порван осколками, во второй трубе зияет сквозная пробоина. Как он ухитряется держать такую скорость? И стрелять?

Между тем береговая батарея хвалится успехами. Вот он, их успех, идет меж фугасных всплесков. Все лучшие стволы противника бьют по «Фрунзе», зато греки могут вести бой в идеальных условиях. И пока линейный крейсер нормально держится – основной удар наносить рано.

Главстаршина Веренич не устоял, глянул вниз. Палуба обуглена, дергаются багровые, как у морской звезды, лепестки пожаров, за кормой тянется жирный масляный след – словно в кильватере «Фрунзе» тонет по подлодке в минуту.

Двумя этажами ниже – площадка запасного дальномерного поста… а самого поста нет. Защиты «норы» и дальномерного поста вместе взятых не хватило, чтобы удержать медленный, но тяжелый снаряд, зато взрыватель она взвела – и дальномерный пост раскрылся изнутри, точно цветочный бутон.

У носовой башни шрам во всю крышу, длинная полоса рваного металла. Смотреть страшно, но башня стреляет -значит, внутри есть живые, и механизмы целы… В трубах -дыра на дыре, горячее марево стелется над палубой, его проносит на уровне третьего этажа надстройки, что торчит из колеблющегося воздуха, точно прибрежная скала.

На глазах у Николая очередной снаряд – черт его знает, с которого врага и какого калибра – разрывается на носу «Фрунзе», оставляя вместо красивого «клиперного» носа рваные обломки. Но линейный крейсер прет вперед, навстречу врагам, и у них тоже видны повреждения.

Второй в коротком строю линкор щеголяет пожаром в основании носовой надстройки. Старшина подумал, что боевая рубка итальянца стала похожа на кастрюльку на огне. Может, у них и мозги закипят…

От линкора вверх тянутся прерывистые линии: бьют зенитные пулеметы. Вспухают облачка разрывных снарядов. Вокруг вьются истребители с по-чаячьи изогнутыми крыльями. Вот один натолкнулся на очередь, склонил нос – и пошел вниз, за ним разматывается дымный шлейф. Да что эта мелюзга может сделать бронированному кораблю?

Хотя… Вот кожух радиоуловителя, например, точно не выдержал бы крупнокалиберной пули. Правда, у итальянцев такого оборудования нет – значит, есть другое, нежное и уязвимое. Для чего-то же возведены над палубой надстройки-небоскребы?

Головному – помполит говорил, это «Джулио Чезаре» -приходится хуже. Над ним, один за другим, проходят бомбардировщики, и внизу поднимаются целые рощи пенных деревьев. Как у Симонова: « Опять эти рощи на горизонте, опять бомбежка с утра…» Это он про китайскую войну. Но и здесь, на море, не хуже: сквозь водяные занавеси видно вспышки разрывов – часть бомб пришлись не в воду, а в палубу.

Молодцы греки. Враг на ходу – хотя скорость ему «Фрунзе» славно поубавил, враг отстреливается – все равно получил! А ведь это не мирный корабль в гавани бомбить, как пытались итальянцы.

Двухмоторные бомбардировщики отработали, тянут назад – вроде все целы. Впрочем, по ним не особенно и стреляли… «Чезаре» нечем, «Кавур» занят, сам еле отбивается. А вот большим остроносым машинам не повезло: под брюхом у головного вспухло облачко – и сразу два самолета рухнули вниз. Один – вертится, потеряв плоскость, другой вспыхнул едва различимым на солнце бензиновым пламенем. Горит он почему-то без дыма…

Веренич не знает, что «Бэттлы», которым так не повезло, еще и ошиблись целью. Они должны были бомбить куда более целый «Конте ди Кавур». Что бы от них осталось после атаки на линкор, у которого живы все зенитки? Ну, почти все: атаки пушечных PZL даром не прошли, и пара открытых сверху установок все-таки замолчала.

Старшина отвернулся от зрелища, взялся за крышку кожуха радиоуловителя: в ней осколочная пробоина. Что внутри: битое стекло или целый прибор? Изучил открывшуюся взгляду картину, точно диковинный натюрморт.

Верно: с другой стороны такая же дырка, а внутри разорвана пара проводов, и только.

– Уловитель крепче, чем кажется, – констатировал Николай и принялся сращивать контакты.

Теперь и на советском линкоре поняли, как неприятно попадание в нос на остром курсовом угле. Веер осколков прошелся по обеим носовым башням, окатил надстройку. Досталось и рубке…

Стереотруба, к которой прикипел помполит, приказала долго жить и далеко смотреть: ее срубило под самый корешок. Пост управления артиллерийским огнем мало того что остался без дальномеров, так вращаться разучился. Толку от него больше никакого, и Лавров приказал пушкарям ссыпаться по «трубе» вниз, под броневую палубу. Теперь «Фрунзе» целиком зависит от воздушного корректировщика.

Осколки, что летели в бронестекло рубки, принял на себя стробоскоп – и замер. Заклинило до потери сознания вусмерть, так что даже в бинокль и море, и небо теперь получаются в полоску.

– А ведь в информационном посту никакой разницы -что в начале боя, что сейчас, – заметил Лавров. – Пора боевых рубок прошла. Теперь сражением придется руководить изнутри, по уловителям и докладам с самолетов. Что?

– Остаток боезапаса – десять процентов, – повторил старший артиллерист из собственных, соседних с боевым информационным, глубин. – Разрешите снизить темп огня?

– Не разрешаю. Незачем подбадривать супостата… А в занятной мы с ними позиции, а, Иван Павлович?

Патрилос в сложившемся положении ничего интересного или веселого не видит. У линкоров встречный бой накоротке сродни лобовой атаке у самолетов. Пока ты держишь противника под острым углом, так, чтобы снаряды рикошетили и от поясной брони, и от траверза в носу, ты жив – но дистанция сокращается. Скоро никакая игра курсами не спасет. Отвернуть нельзя – тебя практически в упор пробьет неуязвимый противник.