Владислав Кузнецов - Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Остается переть вперед – и надеяться, что многослойная и более толстая броня «Фрунзе» будет спасать его от тяжелых итальянских снарядов дольше, чем их защита времен империалистической войны – от сравнительно легких «посылок» старых добрых русских двенадцатидюймовок.

Но если отвлечься от теории, все как в воздухе, при лобовой атаке.

Кто отвернул – мертвец.

Головному кораблю, да под адмиральским флагом, достались почти все снаряды – и половина попаданий. Казалось, только что корабль летел вперед на самом полном – что могло его остановить?

«Сольдати» частили из своих стодвадцатимиллиметровок, разворачивались для встречного торпедного залпа -не попасть, так хоть притормозить, заставить вильнуть… Греки не остались в долгу. Пусть торпеды – для крейсера, снарядов для вражеских эсминцев им не жалко, а пушки на «Ольге» побольше, чем на итальянцах. У тех весь пар, как обычно, ушел в скорость – и помогла она им? Один парит, стоит без хода. Другой лишился разом обоих носовых орудий и мостика.

Третий и четвертый пустили торпеды – впустую, даже отклоняться от курса не пришлось… но тут «Ольгу» накрыли крейсера. Эсминец сумел выскочить из кольца разрывов -только для того, чтобы бессильно закачаться на волне. Машина цела, котлы целы, а хода нет. Самое обидное – не успели развернуться, выпустить торпеды по противнику хотя бы издалека.

Рядом возник механик, развел руками.

– Кто знал, что если взорвутся снаряды для кормовой пушки, то турбозубчатую передачу разнесет в клочки?

Повреждение, для эсминца нехарактерное. Есть и плюсы -в машинном все живы, чего никак не могло бы случиться, если бы чужой снаряд пришелся на котлы или турбины. Что до остального – электричество на борту есть, помпы справляются, так что корабль даже не тонет. Только для боя – совершенно бесполезен…

«Базилисса Ольга» продолжает стрелять в сторону противника из всего, что есть. Только внимания на нее не обращают. Теперь атаку ведет «Базилеос Георгиос», рядом, строем пеленга, три «Аэтоса». Аккуратные, чуть скошенные вперед носы, лихо сбитые назад, точно накренились от скорости, мачты. Особо стремительный вид эсминцам придают трубы разной высоты: задняя почти вдвое ниже передней… И «Леон» опять дымит! Да что у него с котлами?

Впрочем, сейчас – пусть хоть Везувием извергается, лишь бы держал скорость. «Иеракс», как флагман, потерял ход, но, в отличие от флагмана, развернуться успел, наводит торпедные аппараты. Удачи ему !

На этот раз оператор, прежде чем прибежать с запиской, на весь пост объявил:

– Есть сообщение на аварийной волне!

Сорвался к начсвязи – бегом, но сложить бумагу пополам – не забыл. На этот раз – одна строчка, короче некуда.

«“Уоллес,, – “Азарду„. Благодарю».

Это все.

Этого – достаточно.

Что бы ни случилось с «Фрунзе», какая бы судьба ни ожидала Салоники, «Чезаре» и «Кавур» к берегам родного сапога вернутся вряд ли.

Адмирал Стратос смотрит вперед – туда, где его корабли доворачивают перед торпедным залпом. Он не видит, как падают в воду длинные обтекаемые тела, зато замечает, когда корабли начинают обратный разворот.

Время и место залпа известно, положение противника отлично видно. Остается считать секунды, да надеяться, что из фаршированных тротилом рыбин в борт «Тренто» ударит хоть одна.

Штурманы наносят на карту время и место торпедной атаки греческих товарищей. Патрилос смотрит на секундомер. Командир отвернулся от исцарапанного бронестекла и склонился над прокладкой.

В голове каперанга Лаврова стучит короткая мысль: «прошло три минуты». Тогда оставалось десять процентов боезапаса, или двенадцать снарядов на ствол.

С тех пор крейсер дал девять залпов.

Осталось – всего на три.

Минута боя.

Последняя минута боя…

Доклад из информационного поста:

– Радиоуловитель введен в действие.

Молодцы, а что толку?

Доклад летчика:

– На «Кавуре» взрыв на лобовой броне передней возвышенной башни.

Пробегают секунды.

– Носовая возвышенная башня «Кавура» пропустила залп.

Раньше бы!

Формально, «Фрунзе» только что обошел противника в числе выстрелов в минуту, теперь он делает восемнадцать против шестнадцати – и сравнялся в весе залпа. Было бы еще чем продолжать огонь…

Увы, авианалет ничего не переменил в поведении противника. Разве скорость хода упала: на «Чезаре» не осталось ничего, что хоть отдаленно напоминало бы трубы или наружные вентиляторы.

Вражины прут навстречу. Они-то в начале боя не садили по противнику облегченными, всласть, безответно! Так что снаряды у них, по расчету, должны быть. Достаточно, чтобы добить неспособный отстреливаться корабль.

Доклад со «сверчка»:

– Попадания торпед в крейсер «Тренто».

Лавров вскидывается:

– Что значит – попадания?! Сколько?

– Не могу отличить. Много…

Значит, крейсера уже нет. За «Фрунзе» это не цена, но ведь есть еще и пришедшее по радио «спасибо».

Жаль, что слава от окончательной победы достанется не ему, Лаврову, а англичанам, но нельзя получить все.

Минута вышла. Ушел в сторону противника последний залп.

Помполит шагает вперед, могучая лапища взлетает к козырьку крохотной фуражки. Звучат слова, ради которых Ивана Павловича на крейсер и назначили:

– В связи с исчерпанием возможностей к нанесению противнику ущерба, прошу принять меры к спасению личного состава.

Лавров кивнул.

Карьере, конечно, конец. Бой был хорош, но раз закончится самотопством, значит, все. Главную задачу он выполнил, потому ареста можно не опасаться, но отставка воспоследует наверняка. Что ж, он давно подумывал о домике на берегу Черного моря…

Рука командира потянула рукоять машинного телеграфа на себя. С «самого полного» на просто «полный».

Нужно отдать приказ поднимать людей наверх, спасаться – ну и днище взорвать, чтобы корабль затонул побыстрей. «Фрунзе» гибнет не потому, что его победил неприятель, а потому, что полностью исчерпал боевые возможности – но сражение выиграл! Неприятелю разрушать Салоники нечем, все фугасы расстреляны по советскому линкору, а стрелять бронебойными по городу…