Михаил Божаткин - Взрыв в бухте Тихой

— Хорошо… Ведь Барабаш пишет, что в бухте стояла баржа. Куда она делась?

— Дальше в письме о ней ничего не говорится.

— Надо сейчас же запросить Барабаша, может быть, он что помнит.

— Сразу же иду на почту, — и Александр Александрович вышел.

…Буранову, что называется, повезло. На стройке оказался мастер, который еще до войны работал на этом руднике, а затем находился в партизанском отряде.

— Что ж я вам могу рассказать? — начал невысокий, коренастый, средних лет мастер, когда они закончили осмотр стройки и уселись на высоком обрыве над бухтой. — Поселок здесь был небольшой, десятка два-три домишек, да и рудник — только одно название: руды добывали сотни полторы тонн в неделю. Я не металлург, точно не знаю, но шла наша руда в качестве каких-то добавок.

Да, так вот, перед самой войной решили этот рудник расширить. Старая штольня слишком длинной была, кое-где свод стал проседать, трещины появились. Решили тогда в новом месте к рудному телу штольни пробивать — не знали еще, что руды здесь подходят к самой поверхности. Построили около вот этих скал помост вроде большого причала, и вон там, — показал мастер в дальний угол бухты, — начали новые штольни прокладывать. Начали, да не успели, война помешала. Я со своими дружками-горняками ушел партизанить, а немцы, как только захватили это место, жителей выгнали, а поселок сожгли.

Потом нашему отряду дали задание — взорвать штольню, сжечь помост. Это мы сделали. Штольня села прочно, наверное, до самых выработок, да и помост сгорел без остатка. А больше я ничего не знаю. Наш отряд перебросили в другой район, потом я служил в армии. После войны заглянул сюда. Все пусто, заброшено, от поселка и следа нет, сохранились окопы, да и те уже зарастать начали. Дорога оказалась заваленной, ущелье — заминированным и опутанным колючей проволокой, вот там, по вершинам гор, тоже шли проволочные заграждения. Даже то место, где мы начали новые штольни, и то немец взорвал…

Первым простился Буранов: он торопился на автобус. Затем ушли Обуховский и Довбыш, а за ними — Крестич и Шорохов. Бондарук и Рыбаков остались одни. Капитан третьего ранга полулежал на постели, опершись на подушки, и чертил на листе бумаги.

— Гидростатический взрыватель может быть и в зарядном отделении, и в парашютном, и в отделении боевой аппаратуры. В первую очередь нужно обезвредить его. Затем лучше всего снять акустический взрыватель… — говорил он.

Бондарук смотрел, поддакивал, но мысли его были далеко. Он пытался заставить себя думать о мине, которую ему предстояло разоружить, но почему-то вспоминалось детство, работа на мотоциклетном заводе, и, уже совсем некстати, встало в памяти лицо его бывшей жены. Сейчас он спокойно вспоминал о ней, горечь обиды уже прошла, но ему вдруг стало жаль, до боли жаль своего чувства, прожитых с нею лет. Ведь ничего, буквально ничего не связывало их: разные вкусы, разные интересы, разные взгляды на жизнь…

— Надо было бы раньше разойтись, — не замечая, что говорит вслух, подумал он.

— Что — раньше? — переспросил Рыбаков.

— Да так, это я о своем, — смущенно ответил Бондарук и усилием воли отогнал воспоминания.

— Учтите, если даже вам и знакомо все в этой мине, прежде, чем что-либо сделать, осмотритесь хорошенько, подумайте, к чему это приведет, — говорил Рыбаков. — Мне много приходилось читать о том, что немцы, дескать, поступают по шаблонам. Может быть, это в какой-то мере и верно, но насчет ловушек, разного рода «сюрпризов» они очень изобретательны. Знаете пословицу: «Ставь врага не ягненком, а волком»? Так вот, всегда думайте, что эту мину конструировал очень хитрый и умный человек, и старайтесь быть умнее и хитрее его.

…Все готово. Шорохов поудобнее прилаживает на голове телефоны, раскрывает журнал, чтобы записать каждое слово своего друга. Рядом с ним лежат капитан второго ранга Крестич и мичман Довбыш. Довбыша старший лейтенант Обуховский попытался оставить на водолазном боте, но мичман отмахнулся:

— Хиба я можу чем-нибудь заняться, когда эта подлюка там лежит!

Бондарук знал, что через минуту он останется один на один с миной, знал, что ни капитан второго ранга, ни мичман, ни Виктор не смогут ему помочь, но все-таки приятно чувствовать: вот они рядом, внимательно следят за каждым движением, за каждым словом, за каждым вздохом его.

Бондарук одним прыжком вскочил на обломок скалы и невольно остановился: день был такой удивительно ясный, молодой; море, скалы, даже всегда мрачная бухта, искрились под солнечными лучами, и от этого простора, света хотелось петь или сделать что-то хорошее, радостное. Но неподалеку лежало черное тело мины — остаток войны, таящий в себе смерть. Бондарук вздохнул и спокойно направился к ней.

— Приступаю к разоружению, — донесся до Шорохова голос Бондарука, чистый и по-детски звонкий. — Вскрываю среднюю горловину.

Затем послышалось тяжелое дыхание, скрип… Отдана горловина, Бондарук начинает разоружать мину. Шорохов тщательно записывает каждое сказанное им слово, помечая в скобках: «тяжело дышит», «мурлычет песню», «свистит». Вдруг раздался удивленно-испуганный возглас Бондарука:

— Здесь!.. — и сразу же огромной силы взрыв смял повисшую над бухтой тишину, придавил людей к земле.

Шорохов вскочил первым, но еще долго из-за дыма и пыли ничего не было видно…

Александр Александрович обещал побывать у Оли в тот же день, но это ему не удалось. Он сразу же поспешил к своему другу, полковнику Леониду Константиновичу Землякову. Старая дружба связывала их, когда-то они даже работали вместе. И хотя сейчас Бурнов был в отставке, друзья часто встречались.

Без околичностей Буранов начал рассказывать все, что знал о лаборатории «Зет».

— Ну что ж, мне добавить нечего, — заметил Земляков. — Скажу только, что однажды в порту груз для этой лаборатории с одной баржи был перенесен на другую, так как у первой оказалась осадка несколько глубже.

— Значит, нужно искать в бухте Тихой!

— В бухте Тихой?! — переспросил Земляков. — Там сегодня несчастье произошло…

— Какое?

— При разоружении мины погиб старший техник-лейтенант Василий Николаевич Бондарук…

Буранов молча встал, машинально провел ладонью по лбу. Ведь всего несколько часов назад видел он этого невысокого, худощавого, застенчивого человека, говорил с ним. И вот его нет… Капитан первого ранга в отставке Александр Александрович Буранов всю свою жизнь посвятил борьбе с происками врага, борьбе за то, чтобы люди жили спокойно. И все-таки время от времени смерть вырывала людей из жизни. И тем обиднее, что происходит это в мирные дни…

— Лаборатория была в бухте Тихой! — еще увереннее сказал Буранов и тут же привел все свои соображения.