Алексей Лавров - Русский прорыв за Южный полярный круг. Жил отважный адмирал

Во всё время стоянки русских в Порт-Джексоне английские власти в лице Пайпера и губернатора колонии генерал-майора Маквари всячески заботились об удобстве наших моряков и оказывали им необходимую помощь. Так, уже 31-го (12 апреля) на берегу, с разрешения губернатора, оборудовали обсерваторию, и И.М.Симонов начал устанавливать там астрономические приборы. В Австралии учёный ежесуточно производил наблюдения истинного полдня по положению солнца, а ночью – прохождения через меридиан звёзд Южного полушария. Но если ночные наблюдения Иван Михайлович осуществлял лично (они были особенно важны, т.к. после астронома де Лакайля на мысе Доброй Надежды никто больше в Южном полушарии их не делал), то днём он поручил замерять время по хронометрам своим помощникам – двум подштурманам и унтер-офицеру артиллерии. Рядом с обсерваторией в палатке оборудовали баню: воду разогревали в сложенной из чугунного балласта печке и при помощи калёных ядер, а чтобы пар не выходил сквозь парусину, снаружи закрытую палатку непрерывно обливали водой из брандспойтов.

Утром 7 (19) апреля, во время прогулки по берегу верхом вместе с губернатором Маквари, Беллинсгаузен и Завадовский, к своей большой радости, увидели лавировавший в заливе шлюп «Мирный». Около полудня противный для него ветер сменился благоприятным, и вскоре корабль уже стоял на якоре рядом с «Востоком».

О том, как проходило плавание «Мирного» до Порт-Джексона, известно из донесения Лазарева Беллинсгаузену, которое последний целиком приводит в своей книге.

Как мы помним, 4 (16) марта, т.е. в день совещания командиров шлюпов перед расставанием, матросы с «Мирного» занимались сбором льда, который Лазарев рассчитывал употреблять, растапливая, в качестве пресной воды. По возвращении Михаила Петровича со шлюпа «Восток» он, к своему величайшему огорчению, увидел, что привезённый лёд был дрябл и насыщен солёной водой. Даже после того, как лёд этот 4 с половиной часа пролежал на палубе, с тем, чтобы морская вода вытекла из него, солёный вкус не исчез.

«И так, – констатировал Лазарев, – мы принуждены были выбросить столько льду, что наполнили бы оным 20 бочек средней руки. Я сожалею о сём, не потому, однако, чтоб мы в пресной воде нуждались, ибо при умеренном употреблении довольно бы нам было ещё месяца на 3, невзирая, что на шлюпе все пили, сколько хотели;… я сожалел о негодности льда потому, что самая работа в набирании оного сопряжена всегда с немалым затруднением и употребляемые к сему делу матрозы, перемокнув в холодной воде, нередко подвергались простудам. Добытая из льда вода полезна на судах для того, что сохранение здоровья служителей много зависит от опрятности тела и чистоты их белья… Обстоятельство сие послужит примером на будущее время, что не всякий лёд, в море взятый, может быть в скорости годен к употреблению, но именно только тот, который крепок и ещё недавно от больших льдин отломился».

Первые признаки того шторма, который обрушился на «Восток» 9 марта, на «Мирном» заметили ещё 7-го, а в час ночи 8-го буря разразилась по-настоящему.

«Около двух часов шторм продолжался с ужасной свирепостью, – говорится в донесении М.П.Лазарева, – и новый наш фок-стаксель изорван в мелкие куски. Я уверен, что никакой штормовой парус… не мог бы противостоять силе сего ветра. Но гафельные трисели 46, которые, по предложению моему, сделаны в Кронштадте, во время сего шторма всеми рифами зарифлённые, стояли совершенно безопасно. Преимущество их против обыкновенных штормовых парусов видели мы довольно ясно, а потому весьма бы полезно было ввести в употребление в нашем флоте ежели не оба, по крайней мере грот-трисель… Приятно было видеть, что шлюп наш в шторм при чрезвычайно сильном и неправильном волнении так крепок, что малая течь, которую обыкновенно мы имели, стоя в тихий ветр на якоре, по 2 дюйма (5,08 см – А.Л.) в сутки, нисколько не прибавлялась. Сим обязаны мы деятельному присмотру в Кронштадте при килевании и скреплении шлюпа. Какова была у нас килевая качка (которая, без сомнения, главнейшая причина расслабления членов у судов), можно судить по великому множеству морской травы, коею гальюн 47наш при рассвете был наполнен, и вероятно, что при всяком ударении носом трава попадала через поручни, … ибо нижняя часть гальюна так хорошо заделана, что не выбито ни одной перекладины. При всём том качка была плавная, и бушприт изредка воды касался, тогда как мне известно, что многие большие суда теряли бушприты свои от волнения, которое, так сказать, смывало оные».

Именно это, как мы помним, чуть не случилось с «Востоком», да и вообще интересно сравнить данный фрагмент с рассказом Беллинсгаузена о поведении его корабля в такую же погоду: «треск частей шлюпа» и т.п. «Сие доказывает некоторым образом, – заключает М.П.Лазарев, – что шлюп «Мирный», кроме многих удобств для груза и покойного помещения как для офицеров, так и для служителей, имел ещё качества доброго морского судна».

Рисунок 42. В штормовом море.

9-го, когда «Восток» еле выдержал удар стихии, в районе плавания «Мирного» было как раз поспокойнее, но побежавшие по небу около 6 часов вечера облака насторожили Лазарева, и он приказал убрать все паруса, кроме грот-марселя и тех самых зарифлённых триселей. 10-го в 6 утра шторм грянул с новой силой, и грот-марсель тоже убрали. Даже когда ветер стих и (в полдень) показалось солнце, по морю по-прежнему ходили высокие волны. «Я не помню, чтобы мне случалось когда-либо видеть такое большое и такой чрезмерной высоты волнение, – признавался Лазарев. – Казалось, что при погружении судна с волны вниз, хребты высоких гор окружали нас со всех сторон… Вскоре после полудня с марса увидели льдяной остров к SO. .. Можно сказать, что великое счастье сопутствовало нам в продолжение сих бурь, ибо мы не встретили ни одной из льдяных громад, которые могли быть для нас бедственны, а теперь упомянутый остров показался уже тогда, когда равноденственных ветров… сила уменьшилась. Шлюп «Восток», по моему мнению, был в опаснейшем положении, ибо, ежели капитан Беллинсгаузен находился тремя градусами нас южнее, вероятно, он мог встретить льды, о коих я не один раз вспоминал с чувствами великого беспокойства».

Шторм удалил «Мирный» почти на градус к югу от района, куда рассчитывал выйти Михаил Петрович.

17-го (29-го) установилась перед полуднем и стояла весь день ясная погода. Ею воспользовались для просушки одежды матросов и проветривания жилой палубы, где долго нельзя было ни топить камельков, ни открывать люков из-за сильной качки и вливавшейся потоками воды. От холода и сырости у некоторых матросов появились было симптомы простудной лихорадки и ревматизма. Однако стараниями медика Н.Галкина обострения и распространения этих заболеваний удалось избежать. «Он (Галкин – А.Л.), при обширных познаниях, отличался неусыпным старанием, неутомимыми трудами и крайнею заботливостью о сохранении здоровья всех служащих на шлюпе; я приношу ему изъявление чувствования совершенной моей благодарности, которая навсегда сохранится в сердце моём», – заявил командир «Мирного»: по его словам, 17 марта «всё приняло хороший вид, и больных на шлюпе не было».