Светлана Шемена - Когда киты пели

– Я-то возьму его, с радостью возьму, но тут понимать надо, дорогой мой, что я, может быть, и звалась однажды профессором наук, а сейчас всего лишь ветхая старушка, которая пашет и за себя, и за того парня. – Тетушка Марта подцепила с блюдечка кусочек лимона и, не поморщившись, прожевала его без сахара.

– Только и парня-то никакого нет, – ухмыльнулся Ной.

– Вот именно! Все сама, все сама. Я тебе и директор, и завуч, и весь педагогический состав. Что-нибудь придумаю, но ничего не обещаю.

– Может, пришлют кого с Большой земли?

– Новостей, гляжу, не читаешь? Закон есть теперь, что в сельские школы, где меньше ста ребятишек, уже никого давно не распределяют, только если кто сам решит приехать. С ума сойдет и решит, как я в своё время, когда юность в голову ударила.

– Но вы же еще…

– Я еще хоть куда, дорогуша, но годы, как ни банально, берут свое. Никто еще не был замечен за тем, чтобы жить вечно. Своего сорванца веди, поглядим, я ведь тоже с возрастом слегка оглохла, найдем с ним общий язык.

В первый учебный день мама одела Натана во все самое лучшее – белую накрахмаленную рубашку, при каждом движении похрустывавшую, словно корочка наста под ногами, и черные брюки со стрелками. В то самое утро ударил такой сильный мороз, что на рубашку пришлось нацепить толстый вязаный свитер, а поверх брюк – дутые ватные штаны. Для Натана школа была совсем отдельной историей, чем-то загадочным и неясным. Он понимал, что ходить в нее необходимо, но не до конца понимал, почему. Ему нравилось собирать тетради в портфель и надевать особенную форму, которую мама гладила и каждое утро вывешивала на спинку стула. Он чувствовал себя взрослым, потому что если ты взрослый, то ходишь в школу, а не играешь весь день дома с игрушками, так ведь? Вроде бы мир был устроен именно так. Еще в школе Натан чувствовал себя немного более нормальным, он сидел за партой наравне с прочими деревенскими детьми, никаких специальных условий. Учительница всегда разделяла ребят по комнатам. Младшие оставались в той, что служила и кабинетом, и гардеробом, хотя большую часть года школа протапливалась плохо и сидеть приходилось в куртках, чтобы совсем не околеть. Старшие занимались за стенкой, в библиотеке, с ними мисс Марта проводила куда больше времени. Она лишь изредка забегала к младшим, что-то говорила, размахивая руками, писала несколько строк задания на доске и снова убегала. Сложно было сказать, учился Натан чему-то новому или нет, возможно. Он уже знал названия всех животных и растений на острове и довольно неплохо считал, но мисс Марта все равно была им недовольна. Стабильно раз в неделю она вызывала родителей к себе на беседу.

– Опять? – Ной тяжело вздохнул и отложил записку в сторону. – Что не так в этот раз? – Натан лишь пожал плечами, он и сам хотел бы это знать. – Чем ты занимаешься на уроке?

– Учусь, наверное.

– Наверное? – Натан кивнул.

– Мисс Марта дает мне разные вопросы и говорит ответить, как я думаю. Я делаю, но ей все равно не нравится. Никогда не нравится. Других детей она иногда хвалит.

– Покажи задание. – Натан расстегнул переднее отделение рюкзака и достал лист бумаги. – Это рисунок, – Ной в недоумении уставился на сына.

– Да, рисунок, это то, что я думаю о жизни на острове. Мне нравится здесь. Смотри, – мальчик заметно оживился и ткнул пальцем в центр, – вот я нарисовал лес, тут много ягод, грибов и животных. Вот солнце сверху. Я люблю, когда солнечно.

– А что за руки сбоку?

– Это кулаки, это слово «холодно», потому что мне нравится больше, когда холодно, а не жарко. И поэтому вот на этих деревьях нет листьев, потому что холодно, а на елках есть, они всегда зелёные. Не листья то есть, а хвоя.

– Я думаю, сынок, мисс Марта недовольна, потому что она просила тебя написать свои мысли словами, понимаешь? Как пишут в книгах. Не рисовать.

– Но она сказала совсем не так. – Натан замер, а потом недоверчиво прищурился. – Она сказала ответить, как думаешь, а я думаю так – я представляю что-то, а потом вижу картинки. Я не вижу слов, разве кто-то думает словами?

Ной улыбнулся и обнял сына.

– Все думают по-разному, мой хороший, все по-разному. Ты вот так, а я все чаще словами, представляешь? Думаю о чем-то и слышу слово у себя в голове.

– Слышишь? А кто его тебе говорит?

– Никто не говорит, я сам. Так просто разговариваешь сам с собой. Понимаешь?

– Нет… Но с картинками интереснее.

– В следующий раз, когда мисс Марта попросит тебя ответить, что думаешь, ты попробуй словами, ладно? Буквами, будто пишешь историю.

– Будет скучно.

– Просто попробуй, школа ведь, чтобы учиться. – Ной аккуратно сложил рисунок пополам и убрал в карман.

Аргумент отца показался Натану достаточно логичным. Он старательно выводил буквы под нужным наклоном и соединял слова в предложения, учительница даже начала его хвалить. Но хватало Натана ненадолго, мальчику становилось так невыносимо тоскливо, что он снова возвращался к рисованию. Как и любой приличной старушке в крайне преклонных летах, мисс Марте было бы проще поворчать, что, мол, в наше время детишки были посмекалистей и схватывали все куда быстрее, чем нынешнее поколение, но в ней сохранилась редкая острота ума. Она решила пойти иным путем и использовать последнюю в своем арсенале уловку. Письма.

Ребятишек в первом классе было, слава богу, всего четверо, не пришлось долго думать, как же разбить их на пары.

– Письмо – задание очень ответственное, – заговорщицки произнесла мисс Марта, – вам придется побыть и исследователями, и писателями. Представьте, что вы все ученые и составляете большую энциклопедию про наш остров. Раз в месяц вы должны записать все, что узнали, и отправить самое интересное в письме своему другу.

Натан поглядывал то на учительницу, говорившую у доски, то на листок бумаги с заданием.

– Кто хочет быть в паре с Ригом?

Все, кроме Натана, подняли руки. Такие моменты мальчик особенно сильно ненавидел. Он наверняка знал ответ на вопрос, но очень сложно ответить, если совсем не понимаешь, что спрашивают.

– Томас был первым. Анна, ты с Натаном. Задержись, я вам сейчас все подробно объясню, а мальчишки могут идти.

Семья Анны тоже жила на острове поколениями и владела небольшим овцеводческим хозяйством. Девочка была далеко не робкого десятка, да и как может быть иначе, когда растешь с тремя братьями?

«Я не расстроилась, что мы в паре», – написала Анна большими печатными буквами и придвинула к Натану.

«Не люблю писать».

«Я тоже. Но я еще и читать не люблю, – девочка рассмеялась. – Можешь рисовать мне карты. Я не против».

Натан улыбнулся: может, учиться в школе все-таки будет не так уж и скучно?

Они стали писать друг другу каждую неделю, для тренировки, чтобы в конце месяца не ударить в грязь лицом, как поговаривал отец Анны. Еще он говорил, что для того, чтобы чему-то научиться, нужно на этом собаку съесть. Не по-настоящему, конечно. Он вообще часто разговаривал поговорками. Ребята сворачивали свои письма в трубочки и оставляли под крыльцом в специальной коробке из-под обуви. Сначала Натан только рисовал, но Анна его не всегда понимала, бывало, что все ее письмо состояло из одних только вопросов. А что за зеленая стрелка? Что значит ладонь? Почему трава синяя? Натан тогда решил сменить метод и подойти к делу серьезнее, они ведь все-таки были учеными, хоть и понарошку, а у ученых всегда все должно быть точно. Так к каждому своему рисунку мальчик стал добавлять «легенду», пояснительную записку, которая с каждым разом становилась все длиннее и длиннее.