Галина Трашина - Я шестая

У Создателя на Мир своё мнение, как по-другому: Он – вершитель! Людей никто ни о чём не спрашивал и не спросит. Их дело жить в согласии с тем, что предложат Правители Миров. Так как Колесо Жизни на стержне эволюции, с законом Мироздания, запущены не по воле людской: движение и только движение, в нём и кроется мудрая задумка, воспитывающая в одухотворённой твари умение приспосабливаться к любой ситуации.

Вот и в Замок Цветов явилась перемена: за стенами мрачной обители вступила в свои права весна. Воздух наполнился запахом сырой земли, и ожиданием чего-то возвышенного. Атмосферу распирала живительная энергия, пробил час обновления жизни. Листва, проклёвываясь, отбрасывала скорлупки почек, как отслужившие пелёнки. Зелёноволосая трава вытягивалась под галдеж птиц. Пение птах будоражило небо, заставляя ликовать лучами солнца. Разнеженные теплом люди скидывали надоевшую тяжесть зимней одежды, обращаясь мечтами к летнему зною.

Многое трансформировала весна магическим превращением, в том числе и настрой начальника Замка Цветов Григория Фёдоровича. Исхудавший от болезни, он вёл войну с надоевшими очками, частенько подталкивая пальцем к переносице. Перебирая пыльную картотеку, поглядывал в окно, жмурясь на ослепительно-синее небо. Воодушевляло оживлённое щебетание птиц. Он вторил им, присвистывая. Под руку попалась папка с личным делом нужной осуждённой.

– Так-так… Тебя и не хватало! Ро-зо-чка – ми-мо-зо-чка. Мда-а… – протянул Фёдорович, вдохнув полной грудью флюиды весны, – ох… бабы… сколько времени в аду, а живёхонька! Мм-м… – прокряхтел он и потёр поясницу, – пропишу, заразе, путёвочку за мои страдания. Засиделась, цветик аленький, пора горшочек на грядочку сменить.

Начальник отложил документ, возвёл очи к потолку, словно прочтя там наставление, торопливо перебрал лежавшие на столе бумаги. От одной в глазах сверкнул бесовской огонек:

– И местечко в десятку шлёпнуло. Завя-я-нешь, как миленькая завянешь!

Он украсил обложку отрывистыми строчками, поставив жирную точку. Ублажив себя местью, довольно потёр ладони.

Забавно, но данный момент, действительно, явится значимой точкой в судьбоносных событиях.

Пока мужское настроение поднялось до уровня милосердия. Он взял чистый лист, набросал несколько фамилий, приписав пометку в верхнем левом углу: «В приказ». Закончив со списком вознаграждения к майским праздникам, вспомнил что-то, нахмурившись, вычеркнул одну из фамилий.

– Эта, лярва, своё отполучала, блямбу золотую погрызёт! – проворчал он и вновь потрогал поясницу.

Энергично шмыгнув носом, поправил, таким образом, очки. Григорий Фёдорович взъерошил волнистый чуб, нахлобучив фуражку, решительно покинул кабинет.

– Бумаги на столе – к исполнению. Сегодня же! – приказал секретарю в приёмной и отправился во внутренний дворик понежиться под солнышком.

Секретарь вытянулся в струнку, выждав, когда начальник скроется за дверью, скорчил недовольную мину.

* * *

Через час Роза шагала по коридору тюрьмы. Она пыталась разглядеть как можно больше, но с трудом что улавливала: окружение ускользало…

Роза чувствовала, как сама растворяется в пространстве. Ощущения сплелись в один дёргающий нерв, наполненный впечатлением от долгожданного выхода из камеры. От непривычных запахов, звуков новой атмосферы кружилась голова. Казалось, всё возбуждало и затормаживало: коридор выглядел бесконечным, широкая лестница хрупкой, от того, что дрожали ноги. Помещение склада, где получила необходимые вещи, пугало высотой.

…Находясь на пороге Розария, как на черте новой жизни, застыла в нерешительности. Пристальные взгляды незнакомых женщин вдавливали в пол. Ноги налились свинцом. Башмаки, одетые на ходу в коридоре, наполнились влагой. Роза ощущала, как волнение жгло пятки. Жар, расходясь по венам к позвоночнику, достиг затылка. Перед глазами плыл бесцветный дым, застилая взор.

Как нельзя кстати, раздался голос смотрительницы:

– Дергай! – услышала Роза и получила в спину толчок дубинкой.

Споткнувшись о порог, ввалилась в камеру. Остановившись на середине комнаты, принялась мять потными руками свёрток с постелью.

Скрип двери словно отдал приказ: женщины разбрелись по камере. Одна из них села за стол, отполированный прикосновениями. Другие – устроились на кровати рядом.

Ожидание томило…

Жар стих, оставив на спине струйки пота. Кофта неприятно липла, хотелось её одёрнуть. Роза терпела, осматриваясь боковым зрением, но мало что видела…

Тревога с тишиной как сговорились, давили на глаза и уши. Гнетущее безмолвие испытывало на прочность. С одной стороны, Роза мечтала, чтобы сокамерницы оставались немыми, с другой, если будут молчать, она не выдержит и закричит.

Откуда-то возник панический страх, слышалось повторение вопроса: «Кто ты, ты кто, ты…». Он звучал в сопровождении издевательского смеха, подталкивая к желанию немедленно умереть. Вопреки всему пробудилось любопытство: «Интересно, за кого они меня принимают? Впрочем, пусть что хотят, то и думают. Наверно, всё же надо заговорить», – определилась Роза с действием и произнесла осипшим от тревоги голосом:

– Здравствуйте, я… Роза.

Оглушил дружный смех…

– Ха, уморила! С какой помойки цветочек выдрали? – отозвалась одна из вероятных соседок.

Роза опустила голову и поняла, что напрочь забыла о своей внешности. Обуял подлинный стыд. Утратив над собой контроль, кинулась к двери и заколотила тупым носком башмака. Она просила увести от света, давящего на глаза, воздуха, кружащего голову, и злой чистоты камеры вместе с обитательницами.

«Лучше туда, к мохнатым подружкам!» – требовал инстинкт самосохранения. Роза не знала, что никто не собирался ей вредить, а говорившая – просто досужая баба. А каждая из сокамерниц вспомнила себя, как когда-то мялась в нерешительности у двери, с желанием вернуться обратно.

Ситуацию разрешила пожилая женщина, взяв Розу за руку.

– Уймись, никто худого ни мыслил. Что ржали? Так и мы Розы! Аль, вывеску упустила, заходя сюды? Ладныть, проходь, – предложила та.

Роза упёрлась.

– Фу смердит! Не… как не верти, в горшке мойка точно не в жилу. А набычилась-то! – влезла первая неприятная особа.

Она вытянула худую шею и почесала. Роза подметила своеобразную костлявость пальцев. Обладательница тощих рук, уловив на себе внимание, подалась вперед, откидывая назад плечи, выпячивая почти присохший к спине живот. Розе показалось, что сквозь майку разглядела ребра нахалки. Виляя плоским задом, та предложила:

– Можа побратаемся? – чудачка сильно оттянула полосатые лямки на своей майке и резко их отпустила.

– Как, это?…