Нина Запольская - Мёртвая рука капитана Санчес

– О, сеньорита, не отведёте ли вы меня в лавку?

– Охотно, сеньор, – ответила девушка и заулыбалась. – А что вам надо купить, сеньор?

– Мне надо купить подарок моей невесте, – сказал он и опустил голову.

Какое-то время девушка молчала, потом спросила сдавленно, уже без улыбки:

– Что вы хотите ей купить?

– Серебряный образок и… Может быть, мантилью? – ответил капитан и попросил: – Помогите мне выбрать.

– Самые лучшие кружевные мантильи продаются у лавочника Эскудеро, – сказала девушка безжизненным голосом, потом она снова стала вытирать вино, хотя стол был давно чист.

Капитан, с напряжением подглядывая за её рукой, готов был сквозь землю провалиться, но он поднялся и стал шарить по лавке в поисках своей шляпы. Платон подал ему её. Девушка вышла из комнаты. Капитан надел шляпу, достал из-за пояса немного серебра и положил на стол. Чувство бесконечного отвращения к себе уже начинало давить и мучить его, он не знал, куда деваться от стыда и готов был сбежать немедленно, но ощущение опасности удерживало его.

На улице темнело, но лавки ещё были не заперты, и скоро они пришли в лавочку Эскудеро. Девушка, поговорив с хозяином, выбрала для капитана образок с девой Марией, а ещё мантилью из чёрных кружев и черепаховый гребень. Завернув всё это в простое полотно, она подала узел Платону. На капитана она не глядела. Капитан расплатился с лавочником, достал ещё монету и протянул её перед собой со словами:

– А это вам, милая сеньорита. Вы мне очень помогли.

Девушка, не глядя на монету в своей руке, быстро ушла, простившись.

Спустя минуту, из дверей вышли и капитан с Платоном. Капитан узнал у хозяина лавки, где находится недорогая приличная вента 13 13 Вента – постоялый двор, гостиница. , и они пошли искать её. Из какого-то подвала на их пути, видимо из таверны, потому что снизу доносились звуки дудки, барабана и маракасов, выходили двое пьяных, они, ругаясь друг на друга и держась в обнимку, стали выбираться по лестнице на улицу. Капитан и Платон подождали, когда пьяные уйдут с дороги. На улице скоро совсем стемнело, прохожих было мало, и капитан открыл глаза, не забывая держаться за руку Платона и стучать палкой.

Только через десяток шагов он перестал стучать и начал прислушиваться: ему показалось, что за ними кто-то идёт. Капитан предупреждающе сжал руку Платона и остановился. Платон тоже замер на месте.

«Ну, конечно, идут, двое», – подумал капитан и рванул с места, быстро потянув за собой Платона, а когда увидел переулок, он впихнул туда Платона и прижался вместе с ним к стене.

Скоро мимо них в темноте узкой улочки пробежали два человека. Платон с капитаном быстро пошли дальше по вонючему и скользкому переулку, намереваясь скрыться от преследователей на соседней улице, но переулок только сужался и темнел, путаясь и кривляясь, а выхода из него всё не было. Наконец, переулок, словно в насмешку, сделал поворот, и капитан с Платоном чуть ли не носом уткнулись в стену – ровную стену из больших каменных блоков.

– Да чтоб тебя!.. Надо выбираться отсюда, – зло зашипел капитан и повернул назад.

Они опять дошли до выхода на узкую улочку, и капитан осторожно высунул голову за угол. Он увидел в свете неясной луны две тёмные фигуры, которые, возвращаясь, быстро приближались к ним. Бежать было поздно. Капитан положил свою палку на землю, достал нож, раскрыл его и посмотрел на Платона – Платон уже стоял с ножом в руке. Капитан сделал шаг из темноты узкого переулка. Идущий первым мужчина сказал ему:

– А… Слепец. Так это ты морочишь головы глупеньким девушкам?

– Я здесь… Иди ко мне, – сказал капитан и попятился по улице, выманивая своего противника на себя, чтобы оставить место для манёвра Платону.

Когда противник капитана бросился к нему, из переулка вышел Платон и преградил дорогу второму нападающему. И тут капитан весь сосредоточился на своём противнике.

Противник его, рослый гибкий испанец, согнулся пополам, как хищник, готовый броситься на свою добычу. В левой руке он держал шляпу, чтобы отражать удары, в правой руке был зажат нож, выставленный вперёд андалузским приёмом. Капитан встал лицом к нему: левая рука кверху, левая нога вперёд, нож у правого бедра. Сердце его, заколотившееся сначала, теперь замерло, успокоилось. Он почувствовал себя сильнее самого могучего великана. Нападающий бросился на него.

Капитан повернулся на левой ноге и резко шагнул в сторону, и испанец наткнулся на пустоту и на нож капитана, который вошёл ему в подбородок. Капитан повернул нож и, выдернув его, отпрыгнул. Из раны испанца бурно хлынула кровь свистящим, чёрным потоком. Он рухнул и больше уже не двигался. С ним было кончено. Капитан обернулся.

Платон в это время уклонялся от быстрых ударов, но его противник, увидев, что против него теперь двое, отпрыгнул назад и метнулся бежать. Капитан и Платон его не преследовали. Наоборот, они побежали в противоположный конец улицы, не забыв спрятать ножи и взять с земли палку. Добежав до давешней таверны с дудками и маракасами, они, переждав немного, чтобы утихло сбитое дыхание, вошли туда, и спросили у хозяина дорогу к ближайшей недорогой венте. В ней они и заночевали, обессиленные и оглушённые, на каких-то шкурах, сваленных на каменном полу, мучимые тревожными мыслями и клопами…

Под утро капитану приснился сон: он, одетый в красный жилет поверх кирасы, тяжело бежал к открытым воротам алжирской крепости в первых рядах таких же воинов в чёрных плащах с белым крестом на левом плече. Ливень бил его, ослепляя, холодными струями по лицу, злой северный ветер сыпал градом и мешал бежать, путая его мокрый, липкий плащ в усталых ногах. Мушкет свой с промокшим в нём порохом он давно уже бросил в палатке, которую тут же смело ураганом, и сейчас в его руках был меч, простой и надёжный.

Он бежал из последних сил почему-то уже один, спотыкался, падал, вставал, задыхаясь: бежать было трудно, ноги скользили в страшном месиве грязи. У него не было слёз – их смыл ливень, и не было мыслей – все мысли исчезли, осталось только отчаяние, а мощные створки ворот уже стали сходиться медленно, неотвратимо, и он понимал, видел, чувствовал всем сердцем, всей душою, что в город ему не попасть. Он яростно вскрикнул, рванулся вперёд и всадил в уже запертые ворота наваху, зажатую в правой руке. Потом застонал, сполз по воротам в бессилии и проснулся…

На следующее утро уже ничего, казалось, не напоминало им о ночном бое. Буря стихала и к вечеру могла совсем успокоиться. Вставало солнце, и они осмотрели одежду друг друга – пятен крови не было видно. Осталось купить съестного, побродить по городу и идти быстрее в обратный путь, хотя и смущала мысль о вчерашнем нападающем, который сумел удрать.