Сесил Форестер - Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии

– Что все это значит, Хорнблауэр? – такими словами встретил его губернатор. – кто вам дал полномочия блокировать побережье Венесуэлы? Почему вы не поставили в известность меня?

– Я не делал ничего подобного, – ответил Хорнблауэр, чувствуя себя задетым.

– Проклятье, постой-ка, приятель, у меня есть доказательства. Вот протесты голландцев, испанцев, и еще доброй половины стран земного шара.

– Уверяю вас, сэр, я не предпринимал никаких действий в отношении венесуэльского побережья. Я не подходил к нему ближе, чем на пятьсот миль.

– В таком случае, что это должно означать? – вскричал губернатор. – Взгляните сюда!

Он держал в руке какие-то бумаги, при этом так яростно хлопал по ним свободной рукой, что Хорнблауэру доставило некоторое затруднение взять их у него. Хорнблауэр уже был взбешен. По мере чтения его бешенство усиливалось. Один из документов являлся официальным рапортом голландского губернатора Кюрасао, написанным на французском языке, другой был более пространным и ясным, и он решил прочитать его в первую очередь. Это был большой лист бумаги, исписанный крупным почерком.

«Поскольку, – начинался он, – лордами комиссионерами была получена записка от высокочтимого виконта Кастельро, одного из виднейших государственных секретарей Его величества короля Британии, касающаяся исполнения поручения Первого лорда адмиралтейства, относительно необходимости установления блокаду побережья Его католического величества колонии Венесуэла и островов, входящих в состав колоний Его величества короля Голландии, а именно Кюрасао, Аруба и Бонэр, в силу этого я, лорд Горацио Хорнблауэр, кавалер большого креста высокочтимого ордена Бани, контр-адмирал белого флага, командующий Его величества короля Британии кораблями и судами в вест-индских водах, сим провозглашаю, что континентальное побережье Южной Америки от Картахены до Пасти Дракона и вышеупомянутых голландских островов Кюрасао, Аруба и Бонэр, находятся отныне в состоянии блокады, и что любое судно какого бы то ни было назначения, перевозящее военные материалы или нет, застигнутое при попытке войти в какой бы то ни было порт или на рейд, расположенный на ранее описанной территории, или плывущее с намерением войти в такой порт или на рейд, будет задержано и отослано для разбирательства в Его британского величества Высоком суде адмиралтейства, а также захвачено и конфисковано без выплаты компенсации владельцам судна, груза, нанимателям, капитану и команде.

Подписано мною собственноручно 1 июня 1821 г.

Прочитав этот документ, Хорнблауэр мог обратиться к другому. Это был резкий протест голландского губернатора Кюрасао, с требованием объяснений, извинений, немедленного снятия блокады, и частичной компенсации. Хорнблауэр в изумлении уставился на Хупера.

– Это оформлено в соответствии с законом, – сказал он, указывая на прокламацию, – но я никогда ее не подписывал. Это не моя подпись.

– В таком случае?.. – Хупер запнулся. – Я думал, что вы можете исполнять секретные предписания из Лондона.

– Разумеется нет, сэр. – Хорнблауэр еще один долгий миг глядел на Хупера, прежде чем к нему пришла разгадка. – Рэмсботтом!

– Что вы имеете в виду?

– Он выдал себя за меня, или, в крайнем случае, за одного из моих офицеров. Можно ли увидеть того голландского офицера, который доставил это?

– Он ожидает в соседней комнате. Там же находится испанец, присланный Морильо из Ла Гуайры на рыболовном судне.

– Можно ли попросить их войти, сэр?

Голландца и испанца переполняло чувство оскорбленного достоинства, которое ни в малейшей степени не убавилось, когда их представили адмиралу, виновному, по их мнению, в этом оскорблении. Голландец бегло говорил по-английски, и именно к нему Хорнблауэр обратился в первую очередь.

– Как была доставлена прокламация? – спросил он.

– С одним из ваших кораблей. Одним из ваших офицеров.

– Что за корабль?

– Военный бриг «Десперейт».

– У меня нет такого корабля. Он не значится в списках флота. Кто принес бумагу?

– Капитан.

– Кто он? Как он выглядел?

– Офицер. Коммандер, при эполетах.

– В форме?

– Да, в полной форме.

– Молодой? Старый?

– Очень молодой.

– Невысокий, худой, симпатичный?

– Да.

Хорнблауэр и Хупер обменялись взглядами.

– А этот бриг, «Десперейт»? Около 170 тонн, бушприт почти без наклона, грот-мачта смещена к корме?

– Да.

– Это объясняет все, сэр, – сказал Хорнблауэр Хуперу, и продолжил, обращаясь к голландцу, – как ни прискорбно говорить об этом, но вас обманули. Тот человек был самозванец. Прокламация – подделка.

Голландец буквально окаменел от ярости. В течение нескольких мгновений ему никак не удавалось подобрать на чужом языке необходимые слова. Наконец он выдавил из себя слово – название, которое ему пришлось повторить, чтобы его могли разобрать.

– «Хелмонд»! Хелмонд!

– Что значит «Хелмонд», сэр? – поинтересовался Хорнблауэр.

– Одно из наших судов. Ваш корабль… этот «Десперейт», захватил его.

– Ценное судно?

– На его борту находились пушки для испанской армии. Две батареи полевых орудий: стволы, лафеты, снаряжение, в общем, все.

– Пиратство! – воскликнул Хупер.

– Похоже на то – согласился Хорнблауэр.

Испанский офицер, весь извертелся от нетерпения, улавливая, очевидно, не более половины из шедшего на английском разговора. Хорнблауэр повернулся к нему, и, после отчаянных попыток вызвать из памяти свой наполовину забытый испанский, затеял с ним ломаный диалог. Испанец отвечал оживленно, так оживленно, что Хорнблауэр несколько раз вынужден был просить его говорить медленнее. Рэмсботтом приплыл в Ла Гуайру и привез с собой свою пресловутую декларацию. При малейшем намеке на то, что британский флот устанавливает блокаду, ни один из кораблей не осмеливался идти к берегам Южной Америки, ни один, за исключением «Хелмонда». Он был крайне необходим. Боливар двигался на Каракас, назревает битва, от исхода которой будет зависеть, сохранит ли Испания контроль над Венесуэлой. Морильо и его испанской армии очень не хватало артиллерии. Теперь же она не просто утрачена, есть сведения, которые можно считать достоверными, что эти пушки, эти две батареи полевой артиллерии, оказались в руках Боливара. В отчаянии, испанский офицер заламывал руки.

Хорнблауэр вкратце передал содержание разговора губернатору. Хупер качнул головой в знак сочувствия.

– Эти пушки у Боливара. В этом нет сомнений. Джентльмены, я очень сожалею о случившемся. Однако я вынужден настаивать на том, что правительство Его величества не несет за это ответственности. Если ваши начальники не предприняли никаких мер по разоблачению этого самозванца …