Юрий Баранов - Позывные дальних глубин

Сойдя с трапа, Егор вразвалочку побрёл домой. Особенно торопиться не имело смысла, поскольку в пустой квартире никто его не ждал. Ничего не оставалось, как принять душ, напиться чаю, да завалиться спать. То был привычный расклад его береговой жизни. Получалось так, что корабль силой своего магнетизма притягивал куда больше, чем береговое жильё. Все надежды, мысли и чаянья Непрядова, как и прежде, замыкались в пределах прочного корпуса лодки. Она была для него единственной, ревниво преданной женой, которой невозможно изменить. А другая, реальная женщина, так и осталась в Егоровом разумении несбыточной мечтой. Порой она всё же приходила во снах, но уже не тревожила сердца, как бы постепенно отдаляясь от него.

Ближе к ночи погода ещё больше «расшалилась». С моря порывами начал задувать промозглый сырой ветер. Кругом не видно ни души. Даже чайки попрятались где-то в расщелинах прибрежных скал. По всем приметам стало ясно, что близился крепкий шторм. Зябко подёрнув плечами, Егор поднял воротник шинели. Он шёл улицей посёлка по дощатому настилу мимо облезлых, уныло однообразных пятиэтажек и вглядывался в светившиеся окна. Подумалось, а ведь могло бы светиться и его окно, не будь судьба к нему столь несправедливо жестокой. Не слишком-то большое удовольствие завидовать чужому счастью, которое дразнило его трепетным светом множества домашних очагов, теплившихся в полярных сумерках уходившего дня.

Пару окон своей квартиры Егор заметил издалека. Как ни странно, они тоже светились. Однако нетрудно было сообразить, что там вполне могла хозяйничать Регина Яновна, которой он в своё отсутствие всегда оставлял ключи. По старой памяти жена Кузьмы приглядывала за квартирами и Непрядова и Колбенева, когда те бывали в море. По-женски искренне она жалела их за то, что у обоих не заладилась личная семейная жизнь и потому помогала всем, чем только могла. Во всяком случае, к их возвращению на берег в комнатах всегда было чисто прибрано и даже уютно, насколько могла это сотворить бескорыстная, добрейшей души женщина.

С тёплой благодарностью думая о Регине, Егор поднялся по лестнице на третий этаж. Дверь оказалась незапертой, и он свободно прошёл в прихожую. В квартире действительно всё было чисто прибрано. Работал телевизор, на кухне шумел закипавший чайник, а в ванной слышался плеск воды. Взглядом Егор скользнул по вешалке и сразу понял, в чём дело. На крючке, рядом с его плащом висел чёрный флотский бушлат со знакомыми якорями на погонах и с позолоченными галунами курсовок на рукаве.

«Стёпка, сынок! — тотчас всколыхнулось в груди у Егора нечаянной радостью. — Ведь он же писал, что на практику его должны были послать на Севера. И вот надо же, забыл…»

Егор с волнением открыл дверь в ванную комнату и увидал сына. Тот, обнажённый до пояса, стирал в тазике тельняшку.

Отец и сын обнялись.

— С возвращением из похода, товарищ капитан первого ранга! — весело приветствовал Стёпка, как только освободился от крепких отцовских рук.

— А тебя — с прибытием на Севера, товарищ гардемарин, — ответствовал Егор, исполненный отцовской любви и гордости за повзрослевшего сына.

Не виделись они с прошлого лета, когда Степан приезжал к нему на каникулы. Казалось, тогда он был совсем ещё пацан. Теперь же Егор нашёл сына заметно возмужавшим и более крепким. Впрочем, он и сам когда-то был таким же худощавым и мускулистым, со стриженой ёжиком головой. Но лицом Степка ещё больше стал походить на свою красавицу-мать: та же самая, до боли знакомая мягкая улыбка, тот же чуть застенчивый взгляд больших голубых глаз.

— А мы здесь на практике всем нашим классом, — докладывал Степан, когда они уже сидели за столом и пили чай с галетами и сушками. — Меня распределили на шестьсот тринадцатый проект.

— Какой бортовой? — тут же с интересом полюбопытствовал Егор.

— Три-полсотни-четыре, — по-моряцки лихо отрубил Степан. — У шестого причала стоим третьим бортом.

— А командиром кто у вас?

— Капитан третьего ранга Плотников.

— Знаю, — авторитетно и запросто сказал отец. — Это стоящий мужик и моряк бедовый. Считай, что тебе просто повезло с ним. У него есть чему поучиться. Да вот взять хотя бы, как он ловко умеет сходу швартоваться. Поверь, мне даже по-хорошему завидно. В своё время на дизелюхе я так не умел.

— При этом присутствовал, очень даже лихо работает наш кэп, — согласился Степан и признался с вожделенной надеждой. — Пап, только очень хотелось бы на атомную попасть. Хотя бы на недельку. А то дизелюха — это ведь прошлый век.

— Мало ли чего хочется, — возразил на это Егор. — Всему своё время. А вообще-то запомни: сам никуда не напрашивайся и служи там, где прикажут. Это наш единый и неделимый подплав. Уверен, что твоя атомарина ещё впереди. И никуда она от тебя не денется. Пока же оморячивайся на лодке у Плотникова — там хорошая школа.

— Да что я такого попросил? — обиделся Степан. — Ведь не шикарную каюту на флагманском крейсере, как некоторые…

— Ах, ты вон о чём… — догадался Непрядов, неприязненно поморщившись. Беспощадная флотская молва давно уже разнесла по всем кают-компаниям и кубрикам, что некий курсант второго курса во время летней стажировки на Черноморском флоте жил не в матросском кубрике вместе со своими товарищами, как и положено, а в комфортабельной адмиральской каюте. Та же молва утверждала, что тем избранным второкурсником являлся не кто иной, как родной внук главнокомандующего. Правда, оговаривались, будто устроил это и не сам главком, а как бы его сердобольная супруга, души не чаявшая в своем внуке и донимавшая телефонными звонками подчинённых своего высокопоставленного мужа. Естественно, отказать «первой леди флота Российского» в её просьбе желающих не нашлось. Хотя про себя, надо полагать, брезгливо морщились, если не костерили на чём свет стоит… Не зря же пошла гулять присказка, что «флот обос…. и накрыли горшком». И это несмотря на то, что в действительности главком немало сделал добрых дел. Ведь это с его именем было связано начало строительства большого океанского флота страны, развитие мощнейших подводных сил, морской авиации дальнего действия. Но была и та самая «ложка дёгтя», которая портила репутацию этого человека. Поскольку на столь высоком уровне любая нескромность особенно бывает заметна.

— Послушай-ка Степан, — сказал тем не менее отец. — Не резон походя обсуждать нам это дело. Пускай адмирал сам разбирается со своим внуком, если желает ему добра. Думаю, дед всё же человек умный и должен понимать, во что это всё рано или поздно выльется. Во всяком случае, это нам не в пример.

— Да уж конечно, — согласился сын. — Только мы с ребятами обо всём этом не могли не думать и не говорить. И поверь, никто у нас этому внучку не завидует, но просто противно… Что же касается примера, то ведь был же ещё адмирал Кузнецов, к которому никакая грязь не прилипла и который столько вытерпел ради правды. Уж не говорю про своего деда, погибшего в неравном бою. Он для меня вообще свят как Христос.