Юрий Иванов - Рейс туда и обратно

— Кто такая?

— Кто? Да, я ведь еще не сказал — врачишка траулерная. Длинненькая, тоненькая... Как она переживала, какими она глазищами глядела на меня. Ну как на бога-спасителя. Ведь она терапевт! Так вот — это она мне помогала при операции. И когда все завершилось — рухнула в кресло и заплакала. А потом вскочила, обняла .меня и поцеловала... — Доктор засмеялся, запыхал сигаретой. — Целует меня и выкрикивает: «Это я за больного, за больного!» А мне стало весело, и я ее обнял и тоже целую и говорю: «Да-да, и я за больного, за больного!» А больной в этот момент шевельнулся на столе и просит: «Анечка, уж и меня бы поцеловали... за меня?» Аня засмеялась, покраснела и говорит: «Пойдем, Толечка, ко мне, поужинаем. Сил нет, как есть хочется!» Отправили мы больного в госпиталь, сели за стол, а тут и капитан приходит с помполитом. И только собрались немножко посидеть, вдруг мерзкий голос по радио: «Приемка топлива окончена. Доктора просят срочно вернуть на танкер». Это ты, злодей, торопил?

— Не видишь, что в океане творится? — Русов вспомнил, как ветер и волны уносили плотик с доктором от танкера, вздрогнул, осекшимся голосом сказал: — Толик, мы же чуть-чуть тебя не потеряли...

— Чуть-чуть! — вскричал доктор. — Ах, это «чуть-чуть»! Оно всегда нас выручит, это «чуть-чуть»! Выше голову, капитан...

— Старший помощник.

— Будешь капитаном, будешь. Выше голову, мы живы, черт побери, а сейчас необыкновенно, бурно живы, потому что были на самом краешке гибели!

— Ты, а не я, Толик, ты.

— И ты тоже. Погибни я — и в тебе что-то погибло бы.

— А какого черта ты не запалил фальшлеер?!

— А вдруг бы вы промахнулись с разворотом, проскочили мимо меня?! Вот тогда бы и запалил, чтобы увидели, где я, для повторного подхода. И хватит об этом. Что нам смерть? О жизни поговорим, Коля, о женщинах, любви. — Доктор замолк, откинулся к спинке кресла, прислушался. «Элла» набиралась мощи. Гул ветра и волн становился все грознее. Вздрагивая, замедляя ход, словно упираясь во встречную волну, танкер шел куда-то в темень, а доктор продолжал с воодушевлением: — Да, жизнь! Все прелести жизни познаешь по-настоящему лишь тогда, когда есть риск, опасность, вот что я тебе скажу! Ах, Анечка... — Доктор стукнул себя, по левой стороне груди. — Что-то вот тут горит. Что именно? Ты прости, что я так много болтаю... Да-да, что именно? Уж не втрескался ли я в нее, а? Ну и что? Пусть! Коля, ведь я одинокий мужик, и мне так порой недостает человеческого тепла. Тепла и доброты женщины. — Доктор замолк, снял очки, протер их платком. — И вот теперь я буду вспоминать о ней, а она обо мне. Кстати, и она одинокая... И кто знает, может, возьму да и махну к ней? Там, на суше, а? Адрес она мне оставила.

Зазвонил телефон. Русов поднял трубку.

— Капитан говорит. Зайди, — услышал он.

— Открывай консервы, — сказал Николай доктору. — Я мигом.

— Э, я ведь лекарство капитану добыл. — Доктор вынул из кармана плоскую коробочку: — Как раз то, что так нужно нашему мастеру. Тут все: и успокаивающее и снотворное. Ему бы сейчас как следует выспаться. Дашь сразу две таблетки.

Капитан лежал на койке. Он вяло махнул рукой, показал: присядь на край. Русов вынул из коробочки две таблетки, налил в стакан воды и дал капитану. Тот кивнул, понял, что доктор привез лекарство, проглотил таблетки, сморщился, запил. Полежав несколько минут, повернулся, посмотрел в лицо Русову.

— Еле медицинскую комиссию прошел. Кто знает, может, последний рейс, а? — Он сжал веки. Шумно вздохнул. — Скажи, как жить без соленой воды?

— Я вас понимаю, капитан. Не надо лишних слов.

— Спасибо. Ты, молодец, Коля. Все делаешь правильно, ты уже готовый капитан. Помоги-ка, милый. — Горин сел в койке и, скривившись, потянул с себя тельняшку. Русов помог. Удивленно присвистнул. В пятый рейс идут вместе, но как-то не приходилось видеть капитана раздетым: в тропиках он не загорал, в одном душе не мылись. Левое плечо капитана было покалечено, стянуто темными, грубыми рубцами. Глубокий провал на предплечье правой руки, шрам на животе, рубчатая метка в районе сердца. И россыпь синих мушек в верхней части груди. Капитан, поймав взгляд Русова, усмехнулся. — Атлас военных действий, а не тело, Коля. Плечо мне покорябало осколком под Либавой, там меня война прихватила, Коленька. А руку продырявило в декабре сорок первого на льду Ладожского озера. Я тогда пулеметчиком на БПА по льду катался...

— БПА? Что это такое?

— Большие пулеметные аэросани, Коля, «Дорогу жизни» от фашистских лыжников прикрывали. Носились, гады, по льду, как привидения белые.

— Я видел. С мамой в декабре пытались из Ленинграда уйти. Слышали про тот страшный, черный поход?

— Так ты тоже блокадник? Как не слышать. Тысячи полегли на льду. Лыжи мы о заледенелые трупы ломали... — Капитан лег, Русов накрыл его одеялом. — Осторожнее... А вот этот бугор... Пощупай. Железо тут. Все, что осталось от торпедного катера, на котором я уходил из Таллина. Небось знаешь кое-что про таллинский поход?

— Отец там у меня погиб. Мотористом на эсминце в военке морячил.

— Вот, оказывается, какие дела... Кто знает, может, я и твоего отца где-нибудь мельком видел, да и тебя самого на льду Ладоги, а?.. Ну ладно, иди. Да, вот что еще. Есть поговорка: «У меня такой старпом, что сплю не раздеваясь». Так, Коля, говорят о плохих старпомах... А ты... Имея такого старпома, как ты, я могу спать спокойно. Раздетым.

«Капитану танкера «Пассат» тчк Прекратив работы промысловыми судами Южной экспедиции срочно идите юго-западную часть Индийского океана зпт район зверобойной экспедиции зпт оставшейся без снабжения неприходом планового танкера тчк Свяжитесь зверобоями зпт уточните их координаты зпт оговорите место рандеву тчк Рейсовое задание вам координируется плюс шесть суток тчк Начуправления Огуреев».

Русов еще раз перечитал радиограмму, которую только что принес и молча положил на штурманский стол радист, выругался:

— Неприход планового танкера! Ну дела! Этого еще недоставало. Вот так всегда то одно, то другое. Сбегайте туда, направьтесь сюда, совершите срочный переход на север, бросок на восток!

Где же промышляют эти чертовы зверобои? Русов посмотрел на карту, отметил район нахождения экспедиции — идти им туда мимо острова Кергелен. Налил из термоса в чашечку горячего кофе и вышел из штурманской в ходовую рубку. Что ж, надо так надо. Кстати, волны и ветер будут по корме, и это хорошо. Будить капитана? Будить не будить, все равно выполнять ведь надо приказание этого... «главначпупса».

М-да, с сюрпризов началась вахточка. Услышав шаги, рулевой матрос Шурик Мухин — он на пару с Серегиным по два часа стоял на ночной вахте старпома — слегка повернул голову, сдержал зевок. Зеленоватые блики от подсветки картушки магнитного компаса лежали на его смуглом лице. Матрос был молод, по-мальчишески угловат, впервые шел в рейс на «Пассате».