Луи Жаколио - Грабители морей

Ложный мулат не сопротивлялся. Сгорбившись и съежившись, чтобы скрыть свой высокий рост, он стоял смиренно и покорно, ожидая допроса.

Появление пленника произвело очень странный эффект на всех присутствующих. Они ожидали увидеть бравого, энергичного молодца, а перед ними стоял какой-то съежившийся, жалкий, запуганный человечишка с довольно глупым видом. Надод с ловкостью опытного актера сумел в одну минуту переменить свой наружный вид. Ничто не напоминало в нем теперь смелого и кровожадного бандита.

Фредерик и Эдмунд разделяли общее чувство. Неужели этот самый человек держал их в страхе целую неделю? Фредерик Биорн с трудом этому верил, и через несколько минут ему пришла в голову мысль, что эта ничтожная личность ни в каком случае не могла быть главою заговора, а разве только орудием в чужих руках.

Грундвигу казалось, что мулат держался прежде как будто совершенно иначе, но он не решался это утверждать, не надеясь на свою память, так как видел мулата в тот раз лишь только мельком.

Герцог приступил к делу и, чтобы подействовать устрашающим образом на мулата, велел боцману Гаттору приготовить солидный пеньковый галстук.

— Приготовить все для виселицы, — приказал герцог, — чтобы через десять минут повесить этого негодяя.

— Слушаюсь, ваша светлость, — отвечал Гаттор.

— Ты слышал? — спросил Биорн, обращаясь к пленнику.

Тот сделал жест, означавший превосходно разыгранное равнодушие, и ничего не ответил.

Большое преимущество проистекало для Надода из того обстоятельства, что борода совершенно закрывала его лицо, так что в чертах его ничего нельзя было прочесть.

— Стало быть, ты не боишься быть повешенным? — продолжал Фредерик. — Ты к этому равнодушен?

— Да, — коротко отвечал пленник.

— Почему так?

— Я на это шел. Меня предупреждали.

— Кто предупреждал?

— Старый Сам.

— Кого это ты так называешь?

— Главу фирмы «Самуил Бартон и К°».

— Послушай, — сказал герцог, чрезвычайно заинтересованный, — вместо того, чтобы отвечать на мои вопросы, не расскажешь ли ты нам сам, при чем ты был во всей этой истории?

— Зачем я буду рассказывать? Ведь вы все равно решили меня повесить… Мне нет никакой выгоды изменять тем, которые меня послали, — отвечал ложный мулат.

— Но ведь помимо казни бывает еще и пытка. Мы можем вздернуть тебя на дыбу…

— Попробуйте. Это ваше право, — равнодушно отозвался пленник.

Он знал благородство Биорнов и прямо бил на то, что они никогда не прибегнут к подобным мерам.

— Ты напрасно бравируешь.

— Я не бравирую. Вы говорите, что собираетесь меня повесить, а я отвечаю: вешайте. Вы собираетесь меня пытать, а я говорю: ну что ж, пытайте. Что же я могу еще сказать? Ведь я в вашей власти.

— Для тебя самого будет лучше, если ты откровенно расскажешь все. Быть может, мы не найдем возможным казнить человека, бывшего лишь орудием в чужих руках, а заменим это наказание другим.

— В сущности, я не питаю к вам никакой ненависти. Я вас даже не знаю. Тем хуже для тех, кто поставил меня в такое положение… Извольте, я вам все расскажу. Я служил у Бартонов, заведуя их конторой в Гаване, как вдруг они меня вызывают в Глазго по важному делу. Как только я приехал, Самуил Бартон, ничего мне не объясняя, так, как будто бы дал клятву хранить тайну, показал мне тайник, устроенный на вашем корабле, и сказал, что поручает мне взорвать корабль, как только он выйдет в море. Кроме того, мне было передано несколько угрожающих записок, которые я должен был подбросить вам, чтобы держать вас в постоянном страхе.

— Это гнусно! Это уж какая-то утонченная жестокость!

— Правда, это было ужасно… Я сначала отказался. Тогда Самуил сказал мне с ужасной улыбкой: «Ты подписал смертный приговор своей жене и детям. Следующий же наш корабль возьмет на борт твое семейство под предлогом, что ты вызываешь его в Европу, и утопит в море. А чтобы ты не вздумал болтать, мы сумеем устранить и тебя с нашей дороги». Что мне было делать? Долго я боролся, наконец уступил и, чтобы спасти жену и детей, согласился выполнить это гнусное поручение. Но так как мне страшно не хотелось убивать людей, которые мне ровно ничего дурного не сделали, то я и откладывал взрыв со дня на день. Вот и все. Больше я ничего не могу вам сообщить.

— Хотя мы не имеем возможности проверить первую часть твоего показания, но допускаем, что она правдоподобная. Что же касается второй части, то нам кажется, что ты сказал нам не всю истину. Ты откладывал взрыв вовсе не из великодушия, а просто потому, что сам шел на верную смерть. Ведь ты погиб бы вместе с нами.

— Вы ошибаетесь, господин командир, — отвечал ловкий негодяй. — Если я медлил, то единственно из боязни греха.

— Жаль, что ты не можешь этого доказать.

— Напротив, очень легко могу.

— Интересно знать, как бы ты это сделал? Честным людям верят в подобных случаях на слово, но тебе…

— Я не прошу, чтобы мне верили на слово, но я могу показать, как бы я поступил для того, чтобы спастись после взрыва.

— Говори. Мы слушаем.

Надод увидал вдали свою шхуну, которая лавировала, но не подходила. Он ее узнал, несмотря на расстояние, но на клипере ее продолжали принимать за «Леонору». У бандита зародилась в голове адская мысль… Он решился сжечь корабли и одним камнем убить двух зайцев — и самому спастись, и отомстить врагам.

— Объяснись же, мы тебя не понимаем, — повторил Фредерик Биорн.

— Это очень просто, — сказал ложный мулат, пуская в ход последний козырь. Видите вы этот корабль, лавирующий вдали?

— Видим. Это наш вспомогательный корабль «Леонора».

— Ошибаетесь, господин командир, — смело возразил бандит, — это шхуна, предоставленная в мое распоряжение старым Самом. Она все время шла сзади вашего корабля, и я постоянно переговаривался с ней сигналами… Хотите, я вам покажу, как это было?

Эдмунд сиял восторгом, что его догадки и предположения оправдывались во всех мелочах.

При последних словах мулата Фредерик наклонился к брату и тихо сказал ему:

— Знаешь, мне не хочется вешать этого бедняка, хотя он и вступил со старым Бартоном в самую гнусную сделку, какая только может быть. Отчего не дать ему возможности привести в свою пользу смягчающие обстоятельства. Ведь для нас нисколько не опасно.

— Я разделяю твое мнение и вообще стою за милосердие и пощаду, — отозвался Эдмунд.

Тогда, обратясь к мулату, Фредерик Биорн сказал:

— Позволяем тебе сделать опыт.

— Благодарю вас, господин командир, — отвечал бандит, не помня себя от радости, что его хитрость удалась. — Только нужно, чтобы на борту было все как обыкновенно, а то на шхуне, пожалуй, догадаются… Вы видите, я вполне откровенен.

— Хорошо. Я сделаю нужные распоряжения.