Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути…

Герцогиня, донельзя довольная нечаянным поворотом событий, видя полуобморочное состояние основных персонажей этого представления, решила вмешаться.

— Ну, что ж, сэр Питер, — подчеркнула обращение она, — позвольте, наконец, представить вам вашу будущую супругу — мисс Джоанну Дюпре леди Кэлвери! — и с изрядной долей ехидства добавила: — На этот раз смертную казнь вам заменили Голгофой [157] Calvery (англ.) — Голгофа, распятие Христа. . Если не возражаете, конечно.

Тут неожиданно с трона воздвиглась королева. Широко расставленные ее глаза сверкнули гневом:

— Леди Мальборо! Вы, кажется, перепутали Лондон с Константинополем! Двоеженство в Англии запрещено!

Джоанна отшатнулась.

— Двоеженство?!! — в голосе ее сквозило отчаяние и ужас.

Блад гневно обернулся к герцогине, глаза его сузились:

— Ваша милость!!!

Леди Мальборо усмехнулась:

— Что вы, Ваше Величество! Ни ваша покорная слуга, ни этот доблестный рыцарь вовсе не собирались нарушать священные законы Англии. Графиня Кэлвери — та самая особа, которую я и прочила в жены сэру Питеру.

— В таком случае, что нужно здесь этой даме? — Анна надменно кивнула головой в сторону Арабеллы.

— Говорите, леди Уэйд, говорите! — шепнула той герцогиня. — Другого случая может не представиться.

— Ваше Величество, — Арабелла склонилась в низком реверансе, тщательно скрывая глубокое раздражение, — мне не совсем понятно, о каком двоеженстве идет речь. Мое дело просто и незамысловато. Я лишь смиренно прошу вашей защиты и сочувствия к несчастной одинокой вдове…

Порыв гнева королевы уже сменился ее привычной апатией. Во взгляде, которым Анна удостоила герцогиню, были лишь признаки легкого интереса:

— Вдове?..

— Лорд Джулиан Уэйд, казненный незадолго до Пасхи. Государственная измена… — шепнула та.

Королева покосилась на просительницу с долей брезгливости:

— Так что вам угодно? Оправдания?

— О, Ваше Величество! — вскинула голову Арабелла. — Я прекрасно сознаю, что подобные деяния непростительны. Мой муж преступил закон и справедливо покаран. Но что делать мне, не преступавшей закона?! — она страстно прижала руки к груди. — Имущество, оставшееся после мужа, теперь принадлежит его младшему брату. А тот не хочет видеть меня в родовом гнезде Уэйдов потому лишь, что я не смогла принести мужу наследника. Но разве моя в том вина? На всё воля Божья! Где же преклонить голову мне?! — глаза леди Уэйд горели. Она была очень красива в эту минуту.

— Так вы хотите, чтобы мы приказали вашему деверю приютить вас? — Анна решила, что догадалась.

— О, нет! — Арабелла сжала губы. — Я не приживалка! Я была лорду Джулиану верной женой, и требую свое по праву! Пусть не родовое поместье — я на него не претендую, но хотя бы лондонский дом, в котором мы прожили столько лет, мог бы отойти ко мне!

Ксави, с интересом наблюдавшая развитие дела, наклонилась к Джоанне.

— Слушай, умная баба, ей-богу! Своего не упустит. Ей бы нотариусом работать! — шепнула она. — А ведь добьется своего, спорю на дырку от бублика.

Джоанна рассеянно глянула на подругу и вновь повернулась к Питеру. Между тем, королева, вконец заскучавшая от всей этой казуистики, обратила томный взор к Мальборо:

— Так в чем же дело, Сара? Вы это могли решить и без меня.

— Леди Уэйд забыла упомянуть, — с убийственной вежливостью улыбнулась та, — что она не столь уж бедна. После смерти ее дяди ей осталось поместье Киппердейл.

Арабелла вспыхнула:

— Но это Богом забытая деревушка на краю света! Неужели Ваше Величество прикажет, чтобы я похоронила себя в этой дыре?!

— Ваше Величество! — вновь обратилась к Анне герцогиня. — Пожалейте наших бедных влюбленных! Неужели после стольких бед и треволнений, после всех испытаний, которые пришлись на их долю, после долгой и мучительной разлуки они должны выслушивать все эти имущественные подробности? Позвольте им удалиться.

— Что? — королева подняла непонимающий взор на леди Мальборо.

Та красноречиво покосилась на Блада и Джоанну, которые, уступая этикету, стояли по разные стороны трона, не сводя друг с друга ошалелых глаз.

— Да, конечно! — Анна милостиво улыбнулась. — Ступайте. И да хранит вас Господь!

— Кстати, — догнал троицу голос герцогини, — мисс Мари, мне кажется, в приемной вы встретите одного небезразличного вам человека. Мистера Эдуарда Волверстона, если не ошибаюсь… Попал он сюда, правда, не совсем по своей воле, но теперь, надеюсь, возражать перестанет…

Маленькая комната, обитая синим штофом, была погружена в полумрак. Лучи вечернего солнца, с трудом пробиваясь сквозь тяжелые портьеры, скудными штрихами обрисовывали два силуэта, неподвижно стоящие у изящного туалетного столика.

— Ну что, решили? — тихо спросила Джоанна.

— Решили! — эхом отозвалась Ксави.

— Жалеть не будем?

— Я — нет!

— Я тоже. Аминь!

Девушки, как по команде, отстегнули свои тонкие золотые браслеты с округлым обсидианом, сняли их и, вновь застегнув, осторожно положили на столик камнями друг к другу.

— Отсчет!

— Десять… девять… восемь… — одними губами считали подруги, не сводя с браслетов напряженного взгляда.

Комнату постепенно заливало серебристое сияние.

— Три… два… один…

Щелчок был не громче треска сломанной ветки, но девушки вздрогнули, как от пушечного залпа. Пристально глянув друг другу в глаза, они повернулись и вышли, тихо прикрыв за собой дверь.

Туалетный столик был пуст.

Табачный дым голубой кисеей колыхался под потолком. На кухне уютно позвякивала посуда.

— Вот так-то, Иван Алексеевич, — Тор ожесточенно затушил в пепельнице очередную сигарету. — Может, и право руководство! Может, и верно: разбазариваем энергию, попустительствуем авантюрным наклонностям, кадры плохо подбираем… — Лисицын шумно вздохнул. — Эх, девчонки, девчонки!

— Торий Васильевич, — рассудительно заметил хозяин дома, — Торий Васильевич, вы же сами всегда утверждали, что человек имеет право сам решать свою судьбу. И коли уж их поступок не вызвал возмущений в ткани истории — а это, как вы знаете, именно так — мы трижды просчитывали их линии, то, значит, все в порядке. А энергия… Ну, что энергия? Сколько мы ее теряем в неудачных экспериментах?! А этот эксперимент, — глаза Ивана загорелись, — я бы неудачным не назвал! — он вскочил и упругой походкой прошелся по комнате. — Вы вдумайтесь! Тем самым они доказали, что история и личность неделимы. И неважно, где и в каком веке человек родился! История примет его в тот период и в том месте, для которых он изначально предназначен, и которые ему органически подходят. Вспомните, вы еще пару лет назад высказали предположение, не подбираем ли мы людей, «выпавших», так сказать, из современности, людей, которые чувствуют дискомфорт в сегодняшнем дне!