Антон Санченко - Вызывной канал

Если ты меня больше не хочешь, значит просто в такой круговерти я забыл уже, зачем вышел в море, куда плыл, куда возвращаться, и где укрыться от шторма.

Маячок мой. Моя моя тихая гавань. Где всегда тебе будут рады?..

Я опять стою в Феодосии. Но не встречу тебя на улице. Меня не отпустят с выгрузки. Хозяин взнуздал — дальше некуда. И хозяин себе — я сам.

Так уж вышло. Этот — спился. Этот — не выдержал. Этот — просто дал дёру, когда прищемило хвост и запахло бандитами, а не прибылью. А ведь были — друзья и соплаватели. Слабаки! Ничего, мы прорвёмся. Мы возьмём жизнь на абордаж по праву сильного. Мы ей в глотку клыками вцепимся, чтобы крови напиться. Мы читали внимательно Лондона.

Из тех, с кем мы начали, я один лишь остался в доле. Правда — доля моя незавидная. Компаньоны: один щёки дует в Киеве, держит банковский счёт и печать; второй — взятки носит в Одессе. Я ж — на судне сижу вечным сторожем. Чтоб механики не сдали топливо, а матросы брезенты не продали, чтобы судно не разморозилось, когда вырубят электричество. Сами ж были такими — наёмными, которым за месяц не плачено. Да, рэкет. Да, кинули. Но им то что? Они — отработали. Им теперь — получить за труды. И плевать, что мне тоже не плачено, а горбатил я больше их: ведь взнуздал меня не надсмотрщик, а Свобода.

По уму, нужно было всё бросить, как только запил Серёга. Когда он забросил на рельсы свой капитанский диплом, и отправился домой — плотничать. А ведь мы тогда уже выкарабкались… Но ведь я — не слабак. Утрусь. Сломался друг — ладно.

Капитан сейчас — не мой ставленник. Одессита и взяткодателя. То-ли кум, то-ли сват, то-ли брат. Старой закалки дядька:

— Зачем ты связываешься, чтобы ставили в порт? Это — дело получателя груза… — невдомёк, что всё мандариновое судоходство — на друзьях и на личных связях. Даже взятки не даст в портнадзоре, чтобы в рейс без радиста выпустил. Сгниют мандарины, пока получатель выбегает трансфлоты с таможнями всякими. За гниль и нам не заплатит: не с чего. И судись с ним, если найдёшь.

Что там было ему обещано? Он был поражён, что нельзя взять свою повариху вместо повара-мужика. Взял, не поверил. Теперь вот вместе с нами горбатит на выгрузке. Одного не хватает. Проверено. Не привык он таскать ящики на капитанском горбу. Адский труд — и за десять долларов. Не до поварихи ему уже.

Что там было ему обещано? Ну сорвался один клиент — он уже в панике. Возвращаться в Одессу! В мандариновый-то сезон.

Он набрал с собой всяких варений, любимых ковров и старпомов. Он привык жить на судне с комфортом. А тут вахту нужно стоять! Два штурмана, два механика, два матроса, радист и повар. Сокращать уже дальше некуда. И даже самый любимый старпом трое суток не выстоит.

Но в Батуми мы шли целых восемь. Чуть задуло — уже мы на якоре. Старая гвардия. Экономично-валютный ход. Суток больше — больше и шмуток. Даже матросы уже беспокоятся. Мандарины начали рвать, как только мы вышли в море. Заплатят теперь нам, как же. За гниль, что в трюмах привезём?

Что там было ему обещано? Из кабинета взяточника не видно, как эти деньги делаются горбом. Я знаю, что компанейцы, нормально зажилили штуку, заплатили себе самим взятку. Но ведь я не слабак — утрусь. Серёга ведь запил не с рэкета, и не с пролёта в Турции, за который команде не плачено. С этих вот трёх нулей. Лучше б команде отдали… Только б нам двоим не хватило. Но ведь не привыкать — мы хозяева, чёрт возьми, а не батраки.

Мы всю ночь беседуем с кэпом. Обманули его, что поделаешь? Кэп — нормальный мужик, старой гвардии. Сам не знал, куда попадёт. Что там было ему обещано? Вот вернётся в Одессу, сдаст судно, и — творите что заблагорассудится. Мы вот здесь. А сладкая парочка? Ты — в команде с двумя проходимцами.

А ведь он и не знает о трёх нулях. И что стоит вернуться в Одессу — снова месяц простоя, проверок и тыканья палок в колёса. Аренда, одесский тайм-чартер: взятку взять и звонить в портнадзор, чтобы судно в море не выпустил. А тут ещё — долг по взяткам.

Он сказал ещё:

— Образумься. Ты — молодой ещё парень. Но если так пойдёт дальше, ты потеряешь семью. Со мной уже было. Жалею.

Такая вот старая гвардия. Почему я его уважаю, а в компании с теми двумя? Потому что я — сильный?

Мне советует друг мой, Игорь. У него — два своих парохода. Он давно уже переварил всё то, чем я сейчас только давлюсь.

— Отработай сезон. Когда все с деньгами, тогда и пора разбираться, кто козёл, кто святоша. А так… Что матросы? Когда мои черти начинают прибавки требовать, я их просто — в ремонт на месяц. И — как рукой. Все привыкли курить только "Честерфилд". В рейс давай! С грузинов своё сорвут.

— Столько раз как меня "кидали"… Да, друзья. Когда ехал в Москву с деньгами и меня так болезненно кинули — без кавычек, на полном ходу поезда, — просто выкинули, а не "кинули", знали о сумме лишь трое. Что мне думать? Да, люди — свиньи. И приходится с этим мириться.

— Но самое грустное, что когда в эту кухню ввяжешься, уже и не помнишь толком, зачем это всё начинал. До того ли, когда за тобою то менты, то бандиты рыщут? Русский бизнес. Мириться приходится. До жены и до дочки ли?

Но зачем мне так важно, что скажет матрос Серёга? Он не вор, не крикун и не пьяница: просто пашет.

Старый гвардеец, как при судовых комитетах, решил ставить на голосованье, чтобы в Одессу уйти. И жалко его, беднягу. Я-то знаю, что он не сможет даже в рейс без радиста выйти: по закону нельзя. Он — законник. Он не знает, что можно просто идти в портнадзор с одной ролью, а потом с другой — к пограничникам. Такой вот несложный финт. Он не знает, что можно просто купить свой диплом за сало. Нужно ценз до минуты выплавать. По закону. Он даже не знает, где достать тонну левого топлива. Он ведь всю жизнь лишь подмахивал накладные. И как ни проголосуй, без меня он не выйдет в море.

Второй раз уже сам я — кузнец своих долларов. Слова достаточно. Выбираю между правом сильного и правом честного.

Я последний раз принёс домой деньги год назад. Как вы до сих пор там живы? Зачем мне игра в благородство?

Как у тебя ещё сил хватает, просто заплакать и обнимать меня, не упрекнув ни словом, когда станет ясно, что всё — даром? Бандитизм. И бандитов навёл мой лучший друг. Он уже не со мною — с ними. Он и в море ходил-то только для того, чтобы по приходу на вечер купить весь кабак. Во сколько вечеров он меня оценил, и честное слово, под которое турки дали кредит? Нам с тобой оно обошлось почти в год. Год каторги и нищеты, и работы на турка, и ссор с ненормальным, для которого всё — победить. Потому что он — сильный, видите ли.

Бог ты мой, ну зачем мне так важно, что скажет матрос Серёга? Что со мной, — и со мной ли? — только два проходимца. Все уже меня бросили. Даже ты. Маячок мой. Моя тихая гавань, где всегда мне бывали рады.