Александр Пунченок - Пассажир дальнего плавания

— И по этим и по другим, — с охотой объяснил Александр Петрович.

Яшка чуточку посмелел. Лиха беда — начало, как говаривала его бабушка.

— А куда вы по ним дальше поплывете?

— Отсюда не видать, — капитан улыбнулся, вытащил из стопки карту с названием «Карское море» и разгладил ее, — а по карте смотри сюда.

Яшка глянул на карту и сразу увидел на ней непорядки. Кто-то исписал карту в нескольких местах красными чернилами.

— Куда годится, — заметил Яшка, — перепачкали.

Он не мог терпеть беспорядков. Карта была новая, на толстой бумаге.

Как видно, яшкино замечание понравилось капитану.

— Резонно, сразу видать, — правильный глаз. Только это не напачкано, а исправлено, — он погрузился в кресло удобней. — Видишь ли, карта отпечатана несколько лет тому назад, но за это время многое на море изменилось, открыли немало нового. Вот мы и отмечаем всё на карте.

— А вам, что, пишут про это? — недоверчиво хмыкнул Яшка.

— Пишут. Специально печатают и рассылают всем такие книжки — «Извещения мореплавателям», чтобы моряки знали, где что делается, что изменилось на море.

— Правильно, — заключил Яшка. Ему тоже понравились капитанские объяснения. Хорошо старик знал всё, точно. Надо было побольше у него расспросить. — Это что же? — Яшка ткнул пальцем в одно название на карте. — Для баловства напечатано: «Остров Кузькин», или мальчишка был такой Кузька?

Александр Петрович погладил ладонью по острову, словно был он для него чем-то заветным, потом откинулся в кресле и сложил руки на коленях. Так приготавливаются рассказывать длинную историю.

— Что ж, — начал он, — это тебе полезно знать. Мореход Кузьма был твоим земляком.

И капитан рассказал, почему остров назывался таким не очень серьезным именем.

— В царствование Екатерины Второй в Архангельске жил богатый купец Лобанов. Он, по совету мезенского морехода Рахманина, решил построить на Енисее судно, нагрузить его там же в Енисее местными товарами и через моря Карское, Баренцово, Белое привезти эти товары в Архангельск.

— А то как же, — вставил Яшка, — это к нам.

— Рахманин забрал с собой около ста архангельских плотников-мореходов и отправился с ними на Енисей.

Через два года они выстроили отличное судно. Но только это судно вышло осенью из Енисейского залива, как ударилось о камень и разбилось.

— Разбилось! — воскликнул раздосадованный Яшка.

— Людей понесло течением кого куда, а морехода по имени Кузьма принесло на обломках судна к большому острову. Кузьма, один-одинешенек, жил на острове и всё приглядывался к течениям: как приливы и отливы носили льды возле острова, то в одну сторону, то в другую. Он решил во что бы то ни стало переплыть на левый материковый берег Енисея и поискать там, не спасся ли еще кто-нибудь.

Однажды Кузьма перебрался на льдину и на ней благополучно достиг желанного берега, а там нашел многих своих товарищей. Этот Кузьма был очень смелым человеком и после точно так же на льдинах не раз плавал по Енисейскому заливу на свой остров и обратно.

С того времени открытый им остров начал называться «Кузькиным». Товарищи настолько уважали Кузьму, что даже остров назвали его именем. Так стали и на картах печатать.

— Ого! — воскликнул Яшка. — Наш он, архангельский. Только надо бы не «Кузькиным» называть. Кузьками мальчишек кличут.

А капитан, видно, увлекся собственным рассказом:

— Правильно! Да что Кузьма! Знаешь, сколько других твоих земляков плавало по арктическим морям гораздо раньше, в более давние времена? Какие люди, сколько проявили они мужества, выносливости и находчивости! Федот Алексеев в тысяча шестьсот сорок восьмом году вместе с Семеном Дежневым обогнули восточную оконечность Азии. Иные утверждают, будто старшим в этом походе был Семен Дежнев, но есть документы, которые говорят обратное: Федот Алексеев стоял во главе экспедиции. Как бы там ни было насчет старшинства, главное в другом. Алексеев и Дежнев сделали огромное географическое открытие. Они доказали, что Азия не соединяется с Америкой. Архангельский промышленник, друг Михаила Васильевича Ломоносова, Амос Корнилов плавал на Шпицберген пятнадцать раз, где зимовал не одну зиму. В тысяча семьсот сорок девятом году во время плавания там же, на Шпицбергене, он случайно подошел к острову Эдж и обнаружил на нем промышленника Алексея Химкова с товарищами. Эти архангельские мореходы жили на необитаемом полярном острове шесть лет и три месяца.

Яшка перестал даже вздыхать, не то чтобы вставлять замечания или выражать свои восторги. Он притих, замер, собрался весь в комочек. Вот это была история! Как мореход по имени Алексей Химков, которому до того не раз доводилось плавать на Шпицберген, в тысяча семьсот сорок третьем году снова поплыл туда.

Яшка прикинул в уме: «Ого-го! Без малого двести лет тому назад».

— Русские промышленники хотели бить зверя у западной стороны Шпицбергена, а штормом их отнесло к восточной, да еще зажало льдами. И решили они зимовать здесь. Сам Химков вместе с сыном Иваном и матросами Степаном Шараповым да Федором Веригиным отправился на остров, чтобы разыскать избу, построенную здесь когда-то другими русскими мореходами. Об этой избушке Химков знал.

Избу они нашли, переночевали в ней и утром отправились обратно на корабль. Но корабля на месте не оказалось. Ночью поднялся противоположный ветер и угнал лед вместе с кораблем.

Так и остался Алексей Химков со своими матросами на острове. А съезжая с корабля накануне, они взяли с собой имущества очень мало. Кто же думал, что придется оставаться на острове? Шли ведь на разведку, тащиться с тяжестью трудно. Было у них немного пороха, топор, маленький котел, ножик, 20 фунтов муки, огниво, трут и пузырек с табаком. С этим снаряжением они, словно робинзоны, прожили на острове шесть лет с лишком, пока их не нашел Амос Корнилов, приплывший сюда случайно. Как жили? Рассказывать надо особо. Или взять того же Федота Рахманина, с которым отправился в Енисей Кузьма. Рахманин зимовал на Шпицбергене шесть раз и двадцать шесть зим провел на Новой земле. А промышленник Иван Старостин? Он жил на Шпицбергене тридцать две зимы, и пятнадцать из них подряд. Ведь это же прямо коренные жители Шпицбергена, они не боялись самой суровой арктической природы, потому что хорошо изучили, мало того, полюбили ее. И совсем другое случалось с иноземными мореплавателями, когда их постигали беды в наших морях. Например, в последней экспедиции голландца Вильяма Баренца экипажу его корабля, затертого льдами, пришлось зимовать на Новой Земле. Экспедиция была снабжена отлично: оружием, инструментом, платьем и продуктами. Но мужество часто покидало голландцев: они голодали, болели, ссорились и, конечно, не перенесли бы второй такой зимовки.