Джек Лондон - Морской волк. Бог его отцов

И по сей день упомянутые произведения отличаются от популярных образцов американской прозы — современные рассказы попросту до них не дотягивают. В чем же секрет успеха мастера? Прежде всего, в широте отражения окружающего писателя мира. Известно, что одной из содержательных форм литературного творчества является конфликт произведения. Здесь этот конфликт многопланов. Конечно, действие развертывается на фоне скудной и суровой природы — снежного и ледяного безмолвия, не ласкового ни к человеку, ни к обитателям полярной тундры или тайги. Это одно из постоянных свойств жизни на Севере, входящее, как и другие, в состав литературных характеристик происходящего. Кроме того, типы культуры сивашей (индейцев) и многочисленных белых покорителей Аляски чрезвычайно разные. У полярных индейцев и эскимосов — племенная, полумифологическая, обрядовая культура. Тут свой особый поэтический мир, где собственно поэзия и метонимическая предметность, как и ритуальность, одухотворены. Неудивительно, что предметы обожествляются, а камни, скалы предстают как одушевленные объекты, не говоря уж о море и тундре.

Это отражается в действиях-поступках, характерах и в речи героев. Индейская культура с ее традиционными и редко преступаемыми честью и достоинством (ибо за такие «отступления» от естественной морали назначалась смерть) в этих суровых краях нередко нужнее — такие ее свойства значительно превосходят культуру европейцев и белых североамериканцев. И это не может не отразиться на поведении действующих лиц. Индейцы — «сиваши» (это оскорбительное для них определение белых) нередко держатся у Джека Лондона достойнее людей из страны солнечного света — покорителей тундры. Туземцы не жадны, не хвастливы и почти всегда готовы сдержать свое слово. Они, как древние римляне, сохранили умение дорожить собственной честью и репутацией племени. Речь их лаконична — помечена печатью духовности. Возможно, достоинства литературного слога Лондона как раз и оттачивались на этом оселке древней культуры каменного века, как, впрочем, также была не чужда ему и культура мифологического мышления и словесного выражения Библии…

Вот характерное начало ключевого рассказа цикла, давшего ему наименование: «Кругом был густой, первобытный лес — место шумных комедий и мрачных трагедий. Здесь борьба за существование велась с той злобой, на какую способен только дикарь или зверь». Это выразительные характеристики обеих конфликтующих сторон. И дальше: «Немногочисленные туземцы все еще почитали своих вождей, преклонялись перед шаманами, изгоняли злых духов, сжигали ведьм, сражались с соседями и поедали их с превеликим аппетитом. Но каменный век кончался. По неведомым дорогам, через не обозначенные на картах пустыни стали все чаще и чаще появляться сыны белокурой, голубоглазой и неугомонной расы».

Это как бы общее введение, дающее представление об обстановке и о сути «межвекового» конфликта. Однако внешние обстоятельства новой американской жизни преломляются в облике самого героя: Батист — метис родом с Красной реки: «Мой отец такой же белый, как и вы. Вся разница в том, что вы — американец, а он — англичанин, или, что называется, джентльмен. Мать моя была дочерью вождя, и я стал мужчиной». У Батиста, действующего по племенным законам, было немало преступлений, с точки зрения канонической христианской религии и законов белых: «Вначале церковь отказалась признать мое рождение, а затем и брак. Что же, как не церковь, принудило меня пролить человеческую кровь?» Сквозь эту суровую фразу метиса просвечивает традиционная «святая простота». В убийствах, совершенных Батистом, оказывается, была виновата церковь. И теперь он больше всего ненавидит белого миссионера, который читает евангельские притчи.

Миссионер приобщал к христианской вере индейцев. И вот в одной из схваток с последними белые потерпели временное поражение и были захвачены в плен. Батист Красный как вождь обещает свободу пленникам, если они отрекутся от собственного Бога. Это сделал струсивший священник Стордж Оуэн, вера которого лишена убежденности, — ему дан дух, но не воля.

Своим отречением он сохранил себе жизнь. Между тем другой пленник-первопроходец, отважный Гей Стокард, остался верен Богу своих отцов и героически принял смерть от индейского копья. Миссионер же торопливо прыгнул в лодку и отправился к русским поведать о Батисте, в чьей стране не было Бога. Как видим, древняя притча о Савле, преобразившемся в апостола Павла, повторяется в ледяной стране с некоторыми «поправками». Она философски значима, хотя и представлена сразу в двух разновидностях человеческих характеров белых людей, если не считать метиса — самого Батиста Красного. Такая перекличка с одним из библейских сюжетов не случайна: все это и острая ситуация, и своеобразная преамбула к циклу, как бы открывающая занавес и поднимающая читателя на весьма высокий философско-религиозный уровень осмысления происходящего.

В суровом Клондайке индеец Чарли Ситка, бывший много лет в услужении у белых пришельцев, рассказывает историю своей жизни. В его жилах течет кровь сивашей, но сердце у него белое, как у слушателей. Он проникся к белым сочувствием, понимая неизбежность конца каменного века и торжества новой цивилизации: «Еще будучи мальчиком, я узнал великую правду — я узнал, что наша земля отдана вам и что сивашам нечего думать о соперничестве с вами. Олени и медведи обречены на вымирание — та же участь ждет и нас. Узнав и поняв это, я вошел в ваши хижины и приблизился к вашим кострам и, как видите, вполне уподобился вам. На своем веку я видел очень многое, узнал многие странные вещи и, скитаясь по нашей стране, встречался и сталкивался с самыми различными людьми. Я смотрю на все точно так, как и вы. Я знаю людей и сужу о них опять же на ваш манер».

Чарли удалось поступить на правительственную службу — неким курьером для связи с командами застрявших в северных льдах судов. И когда ему понадобился помощник, он, не задумываясь, в одном из вигвамов купил себе жену по имени Пассук. Купил как полезную вещь — надо же кому-то кормить собак и помогать хозяину во время долгих переходов по реке. Это в обычаях северных индейцев, невысоко ценящих женскую привязанность и прочие женские чувства — даже любовь. Женщина у них не более чем товар. К тому же в сердце у Чарли, привыкшего за столько лет к обычаям белых, для нее не было места. Чувства тут, особенно женщин-сивашек, также ценятся невысоко. Чарли проникся этими представлениями и принял их как собственные жизненные ориентиры.

Но вот однажды ему предстояла трудная работа — добраться до Соленых Вод, то есть до моря — пройти семьсот миль на лыжах со скудным запасом продовольствия. К нему присоединился отчаянный путешественник, самолюбивый и хвастливый белый янки по прозвищу Длинный Джефф, питавший надежду, что, если эти посыльные погибнут, он в одиночку доберется до застрявших во льдах кораблей и исполнит поручение. Завидная самонадеянность!