Ханна Мина - Судьба моряка

— Нужно, чтобы в квартале была школа. Я хочу, чтобы мои дети учились. Наши дети будут учиться, а их дети — они будут знать еще больше… Каждый новый день должен быть лучше, чем тот, что прожит. Война не может продолжаться вечно.

Присутствующие привстали:

— Твоими бы устами да мед пить. А что после этого?

Неожиданно загорался уголек надежды. Простые, бесхитростные слова Салеха разжигали огонь, он словно раздувал тлеющие искры в сердцах людей, знал, как освободить их сердца от пепла безысходности. За это его и любили. Квартал, в котором он жил, несмотря на всю нищету, а может быть, именно поэтому, любил тех, кто стойко сопротивлялся жизненным невзгодам, в чем бы ни выражалось это сопротивление, одаривая таких мужчин, как Салех, своим восхищением и доверием… Разные есть мерила мужества, но общим мерилом его во всем мире считается храброе сердце. В бедных кварталах мужество проверяется в двух делах: в отражении нападений со стороны других кварталов и в отсутствии страха перед правительственными чиновниками. В груди Салеха билось именно такое сердце — храброе, великодушное, благородное.

Всегда, на работе и дома, Салех был прост и порядочен. Когда кому-то нужна была его помощь, он всегда стремился помочь, и делал это от чистого сердца. Если в квартал являлся чужак, не имевший ни жилья, ни работы, он помогал незнакомцу построить лачугу, устроиться на какую-нибудь работу — в порту или на море, в городе или на железной дороге. Брал человека под свое покровительство, пока тот, как говорил Салех, «не оперится».

Жила в квартале женщина, которую прозвали «прелестная Катрин». Она, как и другие, была эмигранткой, у ее старого мужа почти не было работы. Иногда в порту он продавал кофе, иногда — салеп [5] Салеп — сладкий напиток, приготовляемый из сушеных клубней ятрышника. , или просто слонялся без дела. Случалось, что он отправлялся на берег, помогал рыбакам тянуть сети и получал за это несколько рыбин, которые продавал или приносил домой.

О прошлом Катрин никто ничего не знал. Она упорно избегала разговоров об этом. Единственное, что было известно, — что она сирийка из какого-то прибрежного города; муж ее, Хаббаба, собирался уехать в Мерсин, в последний момент перед отъездом она подхватила его, вышла за него замуж и вместе с ним отправилась на корабле в неизвестность. У них не было ничего, кроме небольшого запаса провизии и немногих кыршей, зато была надежда найти на чужбине работу, осесть вдали от родного города, из которого им пришлось уехать. Причин для переезда была всего две, но достаточно веских: безработица мужа и репутация жены.

Катрин была прелестна, как и ее имя. Возможно, поэтому ее и прозвали «прелестной Катрин». Вскоре все поняли, что муж ее Хаббаба — это лишь ширма. Об этом говорил не только ее возраст — она была намного младше его, — но и ее красота, сила характера, способность общаться с людьми, уменье вызвать к себе интерес, особенно мужчин, побуждать их драться за нее. Однако она никому не отдавала предпочтения, ни с кем не завела любовной интрижки.

Когда Салех Хаззум впервые увидел ее, он даже глаза отвел в сторону, точно боялся попасть к ней в сети. В квартале было достаточно и женщин, и всяческих проблем из-за них. Моряки и рабочие порта частенько ссорились и дрались из-за какой-нибудь женщины. Стоило мужчине из другого квартала обрести подружку в их квартале, как он получал отпор от местных мужчин, хотя некоторые из них сами нередко хаживали к женщинам других кварталов и это вызывало бесконечную вражду и потасовки.

Салех молил аллаха избавить их квартал от нового несчастья. Он представлял себе, какие беды может навлечь красота Катрин, понимал, что красота ее, если учесть, кто у нее муж, может оказаться проклятием как для нее самой, так и для того, кто с нею рядом. Когда она попросила помощи и защиты у Салеха, он поставил ей условие: вести себя достойно, скромно, держаться подальше от посторонних, не отлучаться без нужды из дому и жить с мужем в мире и согласии, как живут другие. Но Катрин так не могла. Возможно, она стремилась быть такой, но не сумела. Это было выше ее сил. Зрелая женщина желала плотских наслаждений, особая интонация ее голоса выдавала ее желания, она умело завлекала в свои сети мужчину, быстро возбуждала его, вступала с ним в игру. Если он проявлял к ней внимание, она как бы не замечала его, но стоило ему отдалиться, как она тут же спешила вновь приблизить его. Если он хмурился, многообещающая улыбка вспыхивала у нее на лице.

Достаточно было одной ее белой кожи, чтобы покорить квартал, жители которого были смуглыми, почти черными из-за своего восточного происхождения. Их кожа была выдублена палящим солнцем и изнурительной работой. Белизна кожи на темном фоне была признаком красоты. Если кто-либо, описывая девушку, желал подчеркнуть ее красоту, он обязательно говорил, что она белая, как капустная сердцевина. Белая кожа, как тут считали, — это кожа господ, богачей, правителей. Местная знать гордится, если у них рождается белокожий ребенок с голубыми глазами. «Настоящий европеец», — говорят о таком ребенке, пророча ему счастливое будущее. Он становится любимцем родителей, они в нем души не чают.

«Прелестная Катрин» была белокожая, с круглым, как луна, красивым, свежим лицом. У нее были черные волосы, темно-карие глаза, полная грудь, округлые бедра, ноги подчеркивали стройность ее высокой фигуры. Она была приветлива и учтива, речь ее лилась плавно. Ее муж Хаббаба сразу же по приезде стал объектом зависти мужчин, которые, ревнуя к старику, представляли себе, как он обнимает это прекрасное тело и как оно покоряется его объятиям. Вот бы увидеть ее обнаженной, посмотреть на ее прелести! А какое наслаждение ласкать их! Хаббаба жил окруженный людской завистью и презрением — одни завидовали его супружеским утехам, другие, убежденные в том, что он только числится мужем, вдобавок еще и рогоносец, презирали его.

Салех втайне молил аллаха, чтобы он уберег его, не позволил увлечься Катрин. Теперь, после того как он схватился с ураганом один на один и выжил, он знал, что способен на многое — в этом он сейчас был уверен как никогда. Однако противостоять соблазнам, видимо, труднее всего. В его душе поселился страх, он подтачивал стойкость Салеха, зародил в нем беспокойство, приближал его падение, заставлял думать о бегстве, предвещая тем самым грядущее поражение, в неотвратимость которого постепенно уверовал и сам Салех.

Катрин со своей стороны умело пользовалась тем, что было отпущено ей самой природой, обращая свое могущество против этого бывалого моряка. Она была уверена, что та буря, которая грянет, посильнее шторма на реке или море, что ей под силу увлечь суденышко Салеха в пучину. Она решила его приручить, сделать своим рабом, хотя знала, что покушается на опытного охотника за женщинами, который походя их обольщал, оставаясь одновременно безразличным к ним. Этим он как бы сохранял свое мужское достоинство, не поддавался страсти. Благодаря большому и многолетнему опыту Катрин была уверена, что в той игре с мужчиной, которую она затеяла, победа будет на ее стороне. Она строила планы, как соблазнить его. Внешне она даже посерьезнела, отказалась от всяких визитов в гости, большую часть времени проводила в одиночестве, никого у себя не принимала, изредка встречалась только с ближайшими соседками, советовалась исключительно о своих делах или делах мужа. Видя такое поведение Катрин, Салех решил, что эта женщина достойна уважения и что надо убить дьявола внутри себя, пытающегося толкнуть его, Салеха, на путь соблазна. К Катрин же следует относиться как к сестре, держаться от нее на соответствующем расстоянии, чтобы добрым словом о ней сломать стену неприязни вокруг нее, изменить к ней отношение со стороны его семьи. Жене своей он наказал бывать у Катрин, был приветлив с ней, когда она появлялась в их доме. Своих товарищей, докеров, он познакомил с ее мужем, расхваливал кофе и салеп, которые тот продавал, приносил Катрин кое-какие подарки из того, что добывал в море или получал за работу на судах. Он все больше восхищался тем, как она держалась — гордо и достойно. Он знал, что ей приходится нелегко, но она никогда не жаловалась, не принимала от него помощи, предпочитая продать свои немногие драгоценности, чтобы купить на вырученные деньги необходимое для их скромного жилища.