Николай Панов - Морские повести

Но эти крошечные ежи — на самом деле тяжелые высокобортные корабли, несущие в своих трюмах и на просторных закопченных палубах тысячи тонн всевозможных грузов.

Над рейдом грохот и лязганье кранов, слова коротких команд, резкие крики чаек — неизменных спутников морских походов.

Здесь стоит у причала самоходная баржа «Енисей» — она только недавно вошла на рейд, ждет своей очереди принимать горючее. Сейчас горючее берет ледокольный пароход «Ушаков». Он пьет нефть с танкера и в то же время кончает сгружать доставленные на этот остров ящики и тюки.

Пассажиры «Ушакова» ходят по палубе и по высокому деревянному причалу. Довольно привычные пассажиры: женщины и дети, семьи зимовщиков. «Ушаков» взял их на борт в Мурманске, чтобы доставить в высокие широты.

«Дотяну ли я их до высоких широт?» — думает пожилой капитан «Ушакова» Васильев, стоя на мостике, наблюдая за работой, изо всех сил торопя своих матросов.

Капитан «Ушакова» не хочет думать ни о чем, кроме работы. Сейчас он примет топливо, кончит разгрузку и на полных оборотах уйдет в море. Только бы успеть выйти в море! На этой вот барже рядом — шестьсот бочек авиационного бензина, двести тонн аммонала для Заполярного фронта. «Если рванет такую баржу, от нас и следов не останется», — думает капитан. Он смотрит на ряды металлических бочек над бортом «Енисея», потом переводит взгляд на мальчика у поручней, около трапа «Ушакова». «Ну ладно, если сами взлетим на воздух, на то война… но вот ребят жалко… Вот хотя бы этот парнишка…»

Бледненький, худой, лет семи… в плюшевой желтой курточке, из которой вырос, крест-накрест обмотанный толстым материнским платком, так что едва высовывается его остроносая мордашка… Не очень подходящий костюм для Заполярья, не очень подходящий костюм для слабого семилетнего парнишки…

«А, может быть, ему и больше… Может быть, ему столько же, сколько моему: уже девятый… Бедный зайчонок, потрепало его в море. А что-то сейчас с моими, уже два, месяца не получаю писем… Тоже, наверное, такие худые и бледные, как этот зайчонок несчастный… И совсем он не несчастный, вот побывать бы ему в моей шкуре… Совсем он сейчас не несчастный, он счастливый путешественник, вот как вытянулся над бортом, смотрит на чаек…»

…Мальчик следил, как, кружась неторопливо и плавно над похожей на коричневый студень водой, толстые серебристые чайки вдруг бросались в волны, что-то подхватывали, быстро взвивались вверх, унося в клювах добычу.

«Как самолет на посадке, — думал мальчик. — Одно крыло к воде, другое в небо». Они планируют медленно и тяжело, сразу падают, тут же, не задев воды, уносятся кверху.

Только что повар в белом колпаке — на корабле его смешно зовут, «кок» — подошел к широкому борту, вылил в воду ведро помоев. И чайки с криком рванулись туда, бросаются на крошки, дерутся между собой. Однако как больно щиплется этот морской ветер…

«…Только бы успеть выйти в море», — думал капитан «Ушакова», подергивая кончик короткого седеющего уса.

Нынче утром он одновременно с танкером и береговым постом принял сигнал бедствия транспорта «Свободная Норвегия». Панический сигнал: «Спасите наши души». «Хотя интересно знать, — размышлял капитан, — какой сигнал дал бы я, если бы за мной погнался пират, вражеский тяжелый крейсер? А может быть, там был и не тяжелый крейсер, напутали все с перепугу? Здесь, в Заполярье, такая рефракция: тральщик можно принять за линкор, баржу — за крейсер… Соловецкие острова всегда видишь вверх ногами…

Так или иначе, этот корабль гнался за транспортом и потопил его. Иначе мы слышали бы о нем что-нибудь еще. Интересно, спаслась ли команда? Дали ли ей возможность погрузиться в шлюпки? Нет, это старые обычаи, обычаи прошлых войн. Теперь фашисты поджигают корабль, делают пробоину под ватерлинией и больше не заботятся о нем.

Впрочем, нет, эти фашисты иногда заботятся о нем и дальше, только в другом смысле. Они ждут, пока команда не погрузится в шлюпки, а потом расстреливают шлюпки…»

Капитан Васильев поморщился. «Что за мысли!.. Я должен думать о другом. Еще полчасика, и я приму полную порцию горючего, смогу отдавать швартовы. В море как-то приятней, просторней, не так близко от этой пловучей пороховой бочки… Хочется доставить в сохранности всех этих женщин и ребят, этого парнишку в плюшевой курточке, чем-то похожего на моего Вальку… Кстати, что он сейчас делает, этот парнишка?»

…Теперь мальчик глядел на берег, глубоко засунув за пазуху одну руку и согревая дыханием другую. По снежному склону скользила оленья упряжка: длинные узкие сани с бегущим рядом человеком в меховой остроконечной шапке. Олени были очень маленькие, они бежали, вытянув морды и пригнув рога к спинам, они были ниже пояса хозяина саней. Мальчик засмеялся от удовольствия.

— Смотри, мама, — закричал мальчик в восторге. — Смотри, какие маленькие взрослые олешки! Пойдем посмотрим поближе.

Он потянул за ватник стоявшую рядом женщину: высокую, угловатую, с беспокойным, усталым взглядом. Женщина не видела окружающей ее красоты. Она думала о чем-то своем.

— Только на минутку, мама!

Мальчик потянул ее к сходням. Она встрепенулась.

— Ты, верно, замерз, милый? Пойдем отдохнем в каюте.

— Я не замерз. Посмотри! Совсем как будто игрушечные олешки!

Женщина неохотно пошла к сходням. Взглянула в сторону седого, озабоченного человека на мостике. Корабль еще не готов к выходу, но лучше не сходить на берег. Когда же, наконец, они поплывут дальше?..

— Как там с приемкой? — крикнул капитан старшему механику.

— Сейчас кончаем. — Старший механик стоял возле шлангов, на тонком, радужном нефтяном слое, залившем ржавую палубу. — Есть еще сведения о рейдере? Если, случаем, все-таки взял курс на нас, что делать думаете, Николай Иванович?

Старший механик стоял, закинув свое толстое пурпурное от ветра лицо, заложив руки за спину. Гражданская манера разговаривать с командиром! Старший механик никак не мог усвоить военных привычек, вбить себе в голову, что сейчас «Ушаков» — военный ледокольный пароход. Никак не втолкуешь ему, что мы военный корабль.

— Вопрос ваш считаю излишним и неуместным, — отрезал капитан. — Следите лучше за своими обязанностями!

Вот и обидел старшего механика, милого человека, стахановца. Следите за своими обязанностями! Он-то всегда хорошо выполняет свое дело.

«А в самом деле, — размышлял капитан, — что буду делать? Что буду делать, если рейдер взял курс на Тюленьи? Судя по перехвату, он взял курс на Тюленьи. Может быть, его остановят наши военные корабли? Настоящие военные корабли, не такие, как я, с женщинами и детьми на борту… У меня, правда, на борту пятнадцать стволов, два ствола крупного калибра, но не могу же я биться с тяжелым крейсером. А уйти от него смогу? Нет, не смогу — я против него, как черепаха против борзой. Значит, и в море выходить опасно. А здесь, на рейде, если только зафугасит боезапас на «Енисее», тоже крышка. Крышка всей базе, всем ребятам. Крышка бензину, которого ждут наши самолеты».