Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания

Температура воздуха достигала двадцати шести градусов. В машине она поднялась до тридцати двух градусов. Тяжело работать сейчас у раскаленных топок. Кочегары и механики выходят после вахты совсем обессиленные. Они жадно смотрят на воду. Она так и манит к себе, голубая и теплая.

— Вот бы выкупаться! Нырнул бы с самого клотика, — мечтательно говорит второй механик.

Он только что сменился с вахты и сидит на трюме, потный и измученный.

— Так как говоришь? Покупаться захотелось? А акул не боишься? Ну потерпи до завтра, — хитро улыбаясь, говорит боцман.

— А брось-ка ты смеяться, Павел Васильевич. Поработал бы в машине, тогда не то запел бы, — недовольно бурчит второй механик.

В четыре часа утра я стою на вахте. С кормовой палубы раздаются стуки молотка. Что-то строят. Но что? На мостик поднимается Павел Васильевич.

— Сменитесь — идите купаться на пляж, — говорит он и вытирает ладонью капли пота на лбу.

Сдаю вахту и бегу на кормовую палубу. Глазам представляется волшебная картина. Между трюмом № 4 и фальшбортом устроен большой, глубокий бассейн. Там уже плещется человек двенадцать наших ребят. Два шланга все время подают туда свежую морскую воду. На люке разостлан чистый брезент, и на палке, воткнутой в ящик, прибита дощечка: «Общий пляж». Среди купающихся замечаю голову капитана. Андрей Федорович плавает и урчит, ныряет, и чувствуется, что он наслаждается. Быстро раздеваюсь и бросаюсь в общую кучу купальщиков. Вода теплая, но освежающая. Как хорошо!

— Павел Васильевич, ты просто чародей! Тебе за этот бассейн обязательно награду нужно дать! — кричу я боцману.

— Предлагаю качнуть товарища Чернышева! — говорит капитан и первый выскакивает из воды.

За ним к боцману подлетают все остальные. Боцман стоит, одетый, на трюме. Его подхватывают десятки рук и высоко подбрасывают в воздух. Раз, два, три!!! Потом раскачивают и бросают в бассейн.

— Ой, черти, что же вы делаете!? Фрр! — Вода покрыла боцмана с головой.

— Ну и нахалы! Ладно же… — ворчит Павел Васильевич.

Но на самом деле ему очень приятно.

С этого дня с «пляжа» во все время суток не уходили купальщики. Ночью купались сменившиеся с вахты, и каждый раз восхваляли гений Павла Васильевича.

С наступлением жарких тропических дней весь экипаж «Гдова» приобрел весьма экзотический вид. У многих появились противосолнечные очки: синие, зеленые, розовые. Вся эта «очкастая» команда походила на слепцов. Но каждый владелец очков видел прекрасно и чувствовал себя хорошо, так как на воду действительно нельзя было смотреть: она слепила.

Импровизированные чалмы, широкополые соломенные «сомбреро», тропические шлемы, прозрачные теннисные козырьки покрывали головы «гдовцев». Сплошной черноморский курорт…

Обычно после купания занимались физкультурой на турнике, который был установлен на кормовой палубе. Потом снова купание. И так от вахты до вахты. Вся жизнь проходила на палубе. На палубе обедали, развлекались, спали. С наступлением ночи на спардеке и ботдеке появлялись подвесные койки. Подвешенные на разной высоте, они напоминали листья пальмы, а бронзовые тела моряков — кокосовые орехи.

Теплая тропическая ночь над пароходом; на небе зажглись звезды Вега, Антарес… Лежишь на койке и думаешь о далеком Ленинграде, о том, что там сейчас уже утро следующего дня, о своих друзьях и близких… Что-то сейчас делает Женя? Думаешь до тех пор, пока ласковое укачивание океана не усыпляет тебя.

Шесть часов вечера. Из громкоговорителя раздается:

— Слушайте ночной выпуск «Последних известий»…

Москва! Как-то особенно бьется сердце, когда слышишь за тысячи миль от Родины голос Москвы. Необъяснимое чувство охватывает тебя, когда ты слышишь гудки автомобилей на Красной площади и бой кремлевских часов. И, несмотря на расстояние, на бесконечное море, чувствуешь себя гражданином великого Советского Союза. Гражданином, который живет интересами своей Родины. В такие минуты особенно хочется быть дома. Передачи из Москвы — это заслуга нашей радистки. Надежда Яковлевна ежедневно ловит Москву, дает нам музыку и говорит с родным Ленинградом. Она — наши уши и язык.

Ежедневно у радиорубки можно встретить несколько лиц, жаждущих послать домой телеграмму. Они пристают к Надежде Яковлевне:

— Пошлите, пожалуйста. Необходимо. Дома беспокоятся.

Надя берет телеграмму и читает:

— «Люблю помню целую пиши Ваня».

— Слушай, — возмущается радистка, — ведь только позавчера ты послал точно такое же послание. И опять… Ну где я буду ловить Ленинград? Теперь уж очень далеко.

— Надежда Яковлевна! Пожалуйста!

И вот начинается ночная вахта радистки Румянцевой. Где-то еле слышно в наушниках отзывается Ленинград. Надя упорно связывается с ним до тех пор, пока Ленинград не примет всех радиограмм «Гдова».

Если же из-за атмосферных условий Ленинграда не слышно, то Надя ищет советские суда, идущие в разных морях, и через них передает многочисленные слова экипажа «Гдова». Если бы не было ежедневной связи с Ленинградом, жилось бы очень грустно. Точка, точка, точка, тире, две точки, — выстукивает ключ.

— Ленинград, ты слышишь нас?

И в наушниках из сумасшедшего воя в эфире вырывается:

— Я вас слушаю, «Гдов».

Подходим к Вест-Индским островам. Мы должны пройти проливом Мона, между островом Пуэрто-Рико и Гаити. После двенадцатисуточного перехода океаном, имея только астрономические наблюдения, очень важно выйти прямо на пролив. Если мы так выйдем, то наши определения безукоризненны и точны. Штурманская честь поставлена на карту!

Утром на «пляже» Андрей Федорович громогласно заявил:

— Кто первый откроет берег, тому дарю бутылку шампанского.

Экипаж потерял спокойствие. Конечно, дело не в бутылке с вином. Важно было открыть землю. Быть современным Колумбом! А главное — спортивный интерес.

Тубакин предложил мне:

— Давай открывать берег вместе. Пока я обедаю, ты будешь смотреть, а потом я залезу на мачту и буду искать землю. Идет?

— Давай, — согласился я.

Когда я вышел на палубу, на полубаке и на мачте сидели полуголые люди с биноклями и пожирали глазами затуманенную полоску горизонта. Я тоже вооружился биноклем, но в течение двух часов не увидел ничего.

Боцман забрался на самую стеньгу мачты. Долго он наблюдал, но открыть берег ему также не удалось. Уже все наблюдатели разошлись. Уже давно должны были показаться горы Пуэрто-Рико, но желанного берега никто не увидел.

— Да, видно, не придется мне, как Колумбову матросу, закричать: «Земля, земля!» — сокрушенно сказал Павел Васильевич и пошел отдыхать.

— Кажется, буду пить шампанское я сам, — пошутил капитан, не сходивший все время с мостика. И тут же закричал: