Жан Мерьен - Энциклопедия пиратства

Третья жертва: пассажир. 7 января, после утреннего кофе, мой брат сказал мне, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы нести вахту, и поднялся на палубу к семи часам. Я уже засыпал, когда он позвал меня. Он сказал, что один из наших людей только что ему доложил о смерти пассажира. „Умер? Но почему?“ — удивился я. Так как я сразу собрался идти на нос корабля, брат посоветовал мне сначала вооружиться, опасаясь очередного сюрприза. Я взял револьвер и приказал вынести на палубу умершего, завернув его в простыни. Я велел положить его в тень на решетку люка и отправил кока на поиски зеркала, чтобы проверить, дышит ли еще наш несчастный пассажир. После того, как я констатировал смерть, я приказал накрыть покойника французским флагом. Я поинтересовался о причине его неожиданной смерти. Мне ответили, что он уже долго болел; лично я этого не замечал, так как пассажир никогда не выходил на палубу.

Ветер стих настолько, что шхуна почти не продвигалась вперед; так как мы находились еще на большом расстоянии от Таити, то было решено похоронить пассажира в море. В полдень мы приспустили флаг в знак траура и я поручил одному матросу прочитать отрывок из канакской библии; весь персонал корабля присутствовал на церемонии, кроме моего брата, который был у руля. Привязав балласт к ногам усопшего, мы аккуратно опустили его тело в море.

Последние жертвы: четыре матроса. Чтобы немного взбодрить людей, я попросил кока налить всем по стаканчику. Он принес ром; я налил себе первый стакан, а второй протянул Жозефу, который отказался пить; тогда кок сам залпом выпил его стакан. Матрос у руля с жадностью выпил свой стакан рома, и кок направился предложить выпить трем другим членам команды. Двое из них отказались от рома, и налитый стакан был отдан пожилому матросу. Брат сказал мне, что, действительно, эти два туземца никогда не пьют алкогольные напитки, что меня очень удивило.

На следующий день брат заявил мне, что способен выполнять все свои постоянные обязанности на корабле. Он практически выздоровел. Этим вечером я заступил на вахту с восьми часов до полуночи: я рассчитывал ночью увидеть Таити. Около одиннадцати с половиной часов я действительно увидел остров перед нами по правому борту и немедленно лег в дрейф. Я не узнавал остров, но был уверен, что это не Таити. Я возвратил на место лаг и так как оставалась еще добрая четверть часа до заступления на вахту моего брата, я ждал до полуночи, прежде чем разбудить его. В полночь я спустился и сказал ему, что вижу землю, но это не Таити. Мы поднялись на палубу в сопровождении кока. Мы поменяли угол разворота руля, и я прокричал команду: „Draw away“, чтобы вахтенный матрос отдал канаты. Но никакого ответа я не получил.

Тогда я отправил кока на пост, чтобы разбудить горе-моряков, но он вернулся со словами:

— На носу никого нет, капитан.

— Как? — воскликнул я. — Никого нет на носу корабля! Где же люди?

Я крикнул в сторону вахтенного поста, но по-прежнему никто не отвечал. Так как было темно, я зажег фонарь, спустился на пост и удостоверился, что здесь нет ни души. Я вновь поднялся на палубу, заглянул в кормовую каюту, в камбуз, потом во все закоулки, но никого не нашел. Я обшарил трюмы, но безрезультатно. Это было очень странно. Когда я опять поднялся на палубу, кок доложил мне:

— Черт возьми, капитан, не хватает двух весел. Люди, видимо, спрыгнули за борт и уплыли к этому острову.

Я был сражен; экипаж сбежал. Что делать?»

Первое возражение, представленное морским комиссаром-докладчиком, было следующее: «Почему же вы не вернулись сразу в Папеэте, чтобы доложить обо всем Морскому ведомству?»

Ответ Александра:

«Когда мы остались одни на борту с нашим коком после дезертирства четырех членов экипажа, мой брат Жозеф сказал мне: „Суд во всем разберется, когда мы доберемся до Таити“. При этих словах я взглянул на реальность с другой точки зрения. Я подумал о трагической смерти Гибсона, о внезапной кончине пассажира, о бегстве четырех туземцев. Я больше не видел для себя будущего на Таити. Все мои воздушные замки рухнули. Я боялся возвращаться в Папеэте без экипажа.

С другой стороны, так как я не был официально назначенным лицом на корабле, то я упросил моего брата высадить меня на каком-нибудь острове, откуда я мог бы добраться до цивилизованной страны, чтобы проконсультироваться со служителем закона. Я бы сдался затем в руки правосудия Таити, куда, тем временем, приплыл бы и мой брат на своей шхуне».

Все другие ответы подсудимого также соответствовали записям в его бортовом журнале, но были абсолютно не правдоподобными. Сверх того, обнаружили письмо, написанное по-фламандски и адресованное 5 августа 1891 года (через 20 дней после их приезда на Папеэте) Жозефом-Эженом своему брату; письмо было явно не в пользу обвиняемых. Вот перевод его содержания:

«АЛЕК!

Я прибыл в воскресенье, 15 числа. Мы проделали очень удачное путешествие с богатым грузом на борту. Я получил твои два письма. Я не знаю, зайдем ли мы на Каукуру, но это вполне может случиться. В любом случае будь готов. Если ты сможешь, то вырежи буквы из белого металла (используй коробки из-под печенья) для названия корабля. Я близко сдружился с Андре: это прекрасный парень, но как только он прибудет на Каукуру, мы его все-таки сделаем.

Одну ночь я так смеялся! Дул сильный бриз, и мы плыли на всех парусах. У меня было дьявольское желание припрятать один запасной канат. Оба пассажира, которых мы взяли на борт, были как раз заняты молитвой, стоя на коленях. И тут старик (капитан) пришел спросить меня, нет ли у меня желания заменить его на палубе, пока он побудет немного в своей каюте! Надо сказать, что старик не жалеет своих подошв, бегая по Таити и рассказывая всем, что я лучший помощник капитана среди всех, кто плавает в окрестностях Папеэте; так что все тут со мной любезны и хорошо принимают меня в обществе коммерсантов. Вблизи острова Анаа мы лавировали пять дней, а старик так и не вышел на палубу ни днем, ни ночью! А в течение двух дней мы плыли при двух рифах парусов грот-мачты, одном рифе бизань-мачты и спущенных парусах фок-мачты. Однажды наша лодка опрокинулась, но я отправил трех человек в море, чтобы поймать ее и спасти груз копры, после чего принял всех на борт. Старик в шоковом состоянии наблюдал за моими действиями и позднее признался мне, что дрожал, как тростник!

„Генри“ — это дьявольски хороший корабль, он безотказно разворачивается другим галсом, если требуется. На борту мы имеем только один комплект парусов. Я всеми силами стараюсь добыть еще один такой комплект. Я, вообще, пытаюсь получить для корабля любые снасти, какие только могу, чтобы иметь возможность достать таким способом все, что может нам понадобиться. В случае, если мы поплывем на Каукуру, я попытаюсь отправить тебе еще одно письмо, прежде чем мы снимемся с якоря, чтобы предупредить тебя; но я смогу написать только следующее: мы прибудем, вероятно, в такой или такой день; тогда никто не сможет ни о чем догадаться, если письмо придет слишком поздно. Немного терпения, если это не произойдет в этом месяце, то обязательно — в следующем, так как путешествия всегда длятся больше одного месяца.