Виктор Цокота - Звезда бессмертия. Книга 1

Фредерико бережно взял в руки небольшую, с ладонь, коробочку, усыпанную переливающимися, сверкающими камнями.

Кому и для чего служила она? Чей радовала взгляд?

А кто смотрел, любуясь, на этот вот неповторимо прекрасный букетик цветов в удивительно прозрачном хрустальном стаканчике, где все — и стебельки, и лепестки, и сами цветы, и даже роса на них — сделаны из редчайшей красоты и чистоты алмазов, изумрудов, рубинов и других драгоценных камней?

А это, конечно, серьги… Не случайно же парой близнецов лежат они на темном бархате кожаного футлярчика — большие, но очень легкие, почти невесомые, сплетенные из тонкого кружева золотых нитей. А на многочисленных крошечных пластинках-подвесках вырезаны какие-то черточки.

— Взгляни, Роберто, что там нарисовано? Не могу различить. У тебя-то глаза поострее.

Роберто положил на ладонь хрупкие украшения и, почти не дыша, долго всматривался в причудливые узоры, по-детски беззвучно шевеля губами.

— Что ты там видишь? — поторопил его дед вопросом. — Или нельзя разобрать?

— Да что ты, дедушка, очень даже понятно. Тут целая картинная галерея. На каждой пластиночке зверь, птица или цветок. Одни очень хорошо знакомы, а некоторых я даже на картинках никогда не видел…

— Ну, что же, под каждой крышей — свои мыши, — усмехнулся дед чему-то своему. — Клади сережки в шкаф да пойдем и на другую красоту поглядим, — кивнул он на широкий проход между шкафами, пересекающий центральную часть зала. — Время-то не ждет.

Роберто положил сережки на место в футляр и как-то растерянно посмотрел на деда.

— Скажи, кто посмел здесь вот так напакостить? У кого поднялась рука на такую красоту?

— Это, сынок, мы можем — узнать очень просто. Специальная аппаратура фиксирует всех посетителей подземного музея. Вот, смотри!

Фредерико закрыл верхнюю прозрачную дверцу одного из опустошенных шкафов, уверенно потянулся к зеленой кнопке в правом нижнем углу. И сейчас же прозрачная дверца вспыхнула внутри голубым светом. Что-то едва слышно потрескивало в воздухе, а потом из проема, ведущего в тоннель, послышались тяжелые шаги и невнятные голоса.

Вздрогнув от неожиданности, Роберто вопросительно посмотрел на деда. Тот ласково похлопал его рукой по плечу.

— Не удивляйся, сынок. Это объемный стерео-эмоциональный звуковидовой голографический фильм. Почти такой же ты смотрел в малой сфере машины. Только в этом отсутствует фактор личного участия зрителя в происходящем. И не функционируют биотоки. Его нужно просто смотреть и слушать.

Шаги, между тем, приближались, голоса становились громче, отчетливее. Было слышно, как возле проема остановились двое.

— Я согласен с тобой, надо бороться за справедливость, — донеслась до них спокойная, мелодичная речь Виона.

Они услышали его и в радостном волнении даже не заметили, что Главный Конструктор говорит на древнем языке инков, ставшем теперь родным и общим для аймара, кечуа и многих других индейских племен Южноамериканского континента.

— Но борьба эта должна вестись в рамках высшего Разума, полностью исключающего насилие. Надо добиваться взаимопонимания методами убеждения, а ты хочешь уничтожить пришельцев. Всех до одного… Так могут поступать только звери. Или дикари. Разум же дан человеку, чтобы защитить его от зверя, от внешних врагов, чтобы подчинять, покорять природу, овладеть ее законами, поставить ее себе на службу…

Какое-то время Вион молчал, давая своему собеседнику возможность вникнуть в суть его слов, постичь их смысл. Потом он заговорил снова с еще большей убедительностью и проникновением.

— Люди прошли сложный путь эволюции. От человекообразных обезьян дриопитеков, даже от питекантропов и синантропов, до сегодняшних инков и других народов, до гомо сапиэнс — человека разумного, умеющего строить, возделывать землю, приручать животных, шить одежду и обувь, обрабатывать металлы, создавать различные, нужные ему вещи, — дистанция огромного размера. Ты знаешь, я тебе объяснял, мы не вмешивались в процесс вашего развития, становления и утверждения. Лишь иногда я и мои помощники делали кое-что для ускорения этого процесса. Иногда помогали отдельным племенам кормили во время стихийных бедствий, спасали от наводнений, от ледяного плена. Тогда это воспринималось как чудо. Должен сказать, что вы, люди, в очень короткое время сделали громадный скачок вперед на пути развития и становления своего сознания. Но убивать себе подобных!

— Разве пришельцев можно назвать людьми? — разнесся по всему залу рокочущий от возмущения бас. — Они хуже всяких зверей! Они и есть наши внешние враги-поработители.

В голосе говорившего была такая сила убежденности, такая непоколебимая вера в свою правоту, что страстная увещевательная речь Виона как-то сразу поблекла.

— Ради мандингова металла, ради слез, которыми плачет Солнце, — ради золота, серебра, сверкающих камешков они готовы предать друг друга, обмануть родного отца, убить своего товарища и даже брата! Они не щадят ни стариков, ни младенцев, ни женщин…

Могучий голос замолк, но потом зазвучал с новой силой.

— Послушай меня, о Повелитель! Они-не люди. В них нет ни капли от человечности и разума. Только неодолимая звериная алчность и дикий восторг при виде золотых слитков владеют их помыслами и сердцами…

Был у меня маленький племянник Ирос. В трехлетнем возрасте заблудился он в сельве. Мой младший брат Уасхар Амару (оба — и Роберто, и Фредерико одновременно глянули друг на друга и согласно закивали головами. Если Уасхар — брат, то говоривший сейчас — сам Тупак! Великий и грозный Тупак-Амару!), мой бедный младший брат был вне себя от горя, — продолжал говорить Тупак-Амару. — Еще бы! Уже две луны искали ребенка или его останки лучшие воины племени, а нашли только несколько клочьев верхней одежды со следами шерсти черной пумы.

Можно понять было молчаливое отчаяние отца, стенания матери… И вдруг — о радость! Ребенка отыскали в сельве! Здорового, крепкого, без единой царапинки. Вместе с крошечным детенышем пумы он спал в кустах на пуховой подстилке возле узкого входа в звериное логово.

Случилось невероятное: две пумы — самка и самец — два страшных хищника, как поняли мы потом из довольно связного рассказа Ироса, добровольно возложили на себя заботу о маленьком человеке. Они играли с ним, на ночь клали его между собой, согревая, приносили ему мясо убитых животных. И когда в их семействе появился собственный малыш, пума стала кормить Ироса своим молоком. Совсем как мама…

А через год, — гремел в зале рокочущий бас грозного вождя инков, — через год четырехлетнего беззащитного мальчонку, которого спасли от верной смерти дикие звери, рассек пополам меч закованного в броню гачупина. Просто так, чтобы удобнее было снять с него памятное ожерелье, сделанное его отцом из маленьких — в кукурузное зернышко — золотых фигурок пумы.