Андрей Ивасенко - Земля туманов

– Так точно, сэр! – отчеканил тот, вытянувшись в струнку. – Мы сверились со схемой подземных коммуникаций.

Приложив пальцы рук ко лбу, Вальцан задумался и произнес:

– Тогда бегом марш к моим людям! Пусть сольют как можно больше топлива с дирижабля и баков грузовиков в эту гребаную трубу и сожгут все, что в ней может шевелиться! Да, и заминируйте входы. Все взорвать! Ясно?

– Так точно, сэр!

– Бегом!

Капрал развернулся и бросился выполнять приказание.

Вальцан закатил глаза, чертыхнулся и обернулся к Магде:

– Сделай так, чтоб ребенок не орал. Распустил нюни!

– Вы его напугали, – вымолвила девушка, пытаясь успокоить малыша, хотя сама дрожала от макушки до пяток. – Нельзя так при ребенке кричать…

Офицер поднялся из-за стола и подошел к Вальцану.

– Что будем делать с этими? – он кивнул на подростков.

Вальцан посмотрел на него так, будто забыл, что офицер все время был рядом.

– Эту бродяжку с мальцом определите в закрытый приют и пусть за ней постоянно приглядывают, – сказал он. – Черномазого – гребцом на галеры, у него тело человека, предрасположенного к труду. Того, что в очках, нужно учить в моей Технической академии. Возможно, с него выйдет инженер, и он мне в будущем понадобится. Его идея с дирижаблем весьма интересна. Пусть отрабатывает мою милость. Там из него выведут глистов, откормят и напичкают нужными знаниями. А нет – отправится вслед за негром на весла.

– А остальных?

Вальцан направился к двери, но возле нее остановился, обернулся и сказал:

– Всех продезинфицировать и продать. Всех. Погрузите в машины и вывезите в город. Это будет дополнением к вашему личному гонорару, майор.

Было видно, что офицер остался доволен «подарком».

Он поинтересовался:

– Могу ли я лично решить судьбу негра, сэр?

– В чем дело? – не понял его Вальцан.

– Черномазый зарубил двух моих бойцов… – Майор нагнулся, что-то взял и показал мачете. – Вот этим. Ребята недовольны будут, если ему спустить.

– Он ваш, майор.

Майор дернул шеей, расплылся в хищной улыбке, встал из-за стола и подошел к Вальцану.

– А его шлюшка? – тихо спросил он. – Мои парни…

Снежок сверлил спину майора взглядом, полным смертельной ненависти.

– Нет, – не согласился Вальцан. – Они, занятная, шут возьми, парочка, но… Чернушку – в приют.

У Магды замерло сердце после всего, что она услышала. Ее это потрясло, и глаза неуверенно метнулись. Девушка стояла, смотрела на Джо и не могла с ним заговорить. Его мысли, казалось, витали где-то далеко. Снежок хотел было рвануться, подпрыгнуть, взять ногами в «замок» шею майора и свернуть ее одним движением – на это бы у него, возможно, хватило сил и времени, а потом уж будь, что будет. Но встретившись взглядом с Магдой, он остановился, словно наткнулся на стену. «Нет! Нет! Нет!» – одними глазами говорит она. И кровь прилипла к сердцу парня, как свинец.

– Подождите, сэр! – обратился Джо к Вальцану.

– Чего еще? – недовольно буркнул тот, открывая дверь.

– Разрешите попрощаться с женой. Прошу вас, сэр. Вы же понимаете…

– Валяйте, мартышки, прощайтесь. – Вальцан небрежно махнул пухлой ручкой и вышел в коридор. Часовой прикрыл за ним дверь.

Джо и Магда сблизились друг с другом, ребенок перестал хныкать и смотрел на отца глазами философа. Магда обняла рукой Джо, потому как у того руки были скованны наручниками за спиной, а она держала ребенка.

– Джо… – прошептала она. Голос ее дрожал: – Д-д-джо…

– Береги малыша, – сказал он и подмигнул сыну. – Я назвал его в честь своего отца. Он должен вырасти сильным мужчиной.

Она прижалась к нему, поглаживая то его спину, то волосы. Влажные глаза, блистающие пламенем, длинные ресницы, полные и сладкие, как мед, губы – Джо любовался ею и чувствовал, как трепещет ее сердце.

– Одно сердце! – прошептал он ей на ухо.

– Одна судьба! – ответила она.

Снежок больше не стал ничего говорить, потому что знал, что этим может все испортить. Он впился в ее губы долгим поцелуем, сказавшим о многом.

И этим вновь освободил ее слезы.

Внутри микроавтобус напоминал мусорный бак, разверстый, как вставные челюсти старика, умершего с непрожеванной пищей во рту. Пластиковые пузырьки из-под лосьонов и шампуней, кипы старых журналов, дырявая автопокрышка, рваные пакеты с окаменелыми объедками, пустые пивные жестянки и бутылки, теннисная ракетка, картонная коробка со старыми пластинками, лопасти потолочного вентилятора, изношенная до потери формы обувь, искромсанные крысиными зубами сиденья и прочее-прочее-прочее, – все это находилось в пассажирском салоне, сваленное в кучу. Запах плесени здесь походил на запах протухшего мяса, но на самом деле не являлся ни тем, ни другим. А чем – разобрать было невозможно.

Уже битый час Тихоня лежал на боку, на прелом матрасе, из которого торчали клочки ваты, прижимая к себе тяжелый карабин. По шее и рукам бегали муравьи, кусали его, и он то и дело их смахивал, тихо чертыхаясь. Он всматривался то в плывущий туман, готовый поглотить его, как канапе, то в выцветший от времени плакат с изображением шлюховатого вида черномазой красотки в полупрозрачном бикини, приклеенный к перегородке водительской кабины. Время от времени он начинал тереть кулаками глаза, словно ребенок, которому пора уже лежать в кровати, спать. И поглаживал ореховое цевье, приговаривая шепотом: «Ты настоящая палочка-выручалочка, если кто сунется, то мы уж им зададим перцу. Да?»

Охотничий карабин самодовольно молчал. «Блазер R-93 Сафари», над которым изощренно потрудились немецкие инженеры, несмотря на свой вес, знал себе цену. Из такого оружия можно было запросто завалить слона или огромного медведя, учитывая сумасшедшую мощь патронов. А патронов Тихоня распихал по карманам не меньше двух дюжин – едва штаны не спали, пришлось даже потуже затянуть ремень.

То справа, то слева иногда раздавались окрики солдат. Каратели взяли в кольцо гостиницу. Откуда-то с южной стороны доносился глухой рык двигателя грузовика. Здание гостиницы, деревья, все вокруг переплеталось в плывущем тумане в странных геометрических узорах, безуспешно цепляясь друг за дружку. Легкие порывы ветра шевелили сочно-зеленые разлапистые листья папоротников, и они, казалось, зашептали хором, тысячей голосов, с едким занудством, властно повторяя одно и то же:

«Уколись-уколись-уколись!»

В голове у Тихони все эти слова превращались в звук рашпиля. Он морщился. Это причиняло ему муки похлеще, чем были у Тантала [36] Тантал – в древнегреческой мифологии преступный царь, осужденный богами на пытку: стоя по горло в воде, он не мог напиться, так как вода уходила от его губ. .

Сознание Тихони то и дело проваливалось в другой мир. Его пробирала дрожь – то холодная, то горячая. Неприятная. Легкие напоминали два целлофановых мешка, наполненных водой. Он хватал ртом воздух; горло так пересохло, что глотать было больно. И отчетливо слышал стук собственного сердца – тяжелый, медленный, приглушенный барабанный бой в ушах – накатывающий волной и тут же отдаляющийся. Начиналась ломка. Ему очень хотелось уколоться. Мысли об этом звучали в голове, как целый хор обезумевших сверчков: «тррр-тррр-тррр-тррр…» Нет, скорее даже не мысли, а голоса, звучащие не в ушах, а в сознании. Что-то болезненно вырывалось у него изнутри, словно корень дерева из земли.