Патрик О'Брайан - Остров отчаяния

Мысль, несомненно, была обставлена приличествующими сожалениями, дружескими и гуманными, а также благодарностями, и, возможно, содержала пункт, что если вдруг Мэтьюрин поправится, то его с его возможностями, его связями и его несравненным знанием ситуации вполне можно будет вернуть на службу… Но в данных обстоятельствах, из-за многих факторов (в число которых входит и позиция Адмиралтейства) мысль об избавлении от становящегося опасным агента, даже и без оговорок, была бы разумной и уместной для официальной части натуры сэра Джозефа. У хорошо устроенной разведки всегда есть система избавления от тех, чьи лучшие дни миновали, кто оступился — и все еще слишком много знает: либо живодерня той или иной степени жестокости (в зависимости от склонностей шефа), либо временное заточение.

Сэр Джозеф почувствовал на себе тяжелый взгляд бледных глаз, но отнес его на счет разговора про Эфру Бен.

— Да, она была блестящим агентом, просто блестящим. И мы могли бы назвать миссис Уоган «филадельфийской Бен». Она тоже пишет изящные вирши и неплохие пьесы, и это прикрытие ничуть ни хуже натурфилософии, может, даже лучше. Но, в отличие от миссис Бен, она попалась — и отправится первым кораблем, идущим в Новую Голландию. И пусть радуется, что ее не повесят, поскольку в ее судьбе заинтересовался «Ди из Си», как наш адмирал его называет. Кажется, они успели переспать не так давно. По этой же причине у нее будет собственная каюта на борту, и, наверное, служанка. И по прибытии в Ботани-бей ее не ждут каторжные работы, хотя она и проведет там остаток своих дней. Ботани-бей! Что за цель для натуралиста и искателя приключений! Мэтьюрин, вы нуждаетесь в передышке, и вы ее заслужили, вам нужен отдых, чтоб привести себя в порядок. Почему бы вам не устроиться на этот корабль?

Вы сможете держать руку на пульсе и прощупать мысли этой дамы — а она, уверен, знает куда больше, чем нам удалось из нее вытянуть. Может быть, то, что она сообщит, поможет вам разрешить ваши сомнения относительно миссис Вильерс. А чтобы сделать мое предложение более заманчивым — кораблем командует ваш друг Обри, хотя об этой части своего задания он пока не осведомлен. «Леопард», именно «Леопарду» отдан приказ на отплытие в Ботани-бей, дабы разобраться со злосчастным мистером Блаем — это вы уже знаете. После выполнения этого задания и доставки миссис Уоган и еще нескольких заключенных, добавленных для маскировки, корабль присоединится к нашим силам в Ост-Индии, а вы, восстановив свои силы, приступите к службе. Прошу, обдумайте это предложение, Мэтьюрин!

Пристрастие Стивена, временно ослабленное чувством сытости, вновь завладело им с еще большей силой — и ему пришлось уйти в спальню за заветным глотком. Возвратившись, он спросил:

— Эта ваша миссис Уоган… Вы говорили о ней, как о второй Эфре Бен, и, следовательно, эта женщина играет заметную роль?

— Ну, возможно, меня слегка занесло, ибо надо бы было добавить «с учетом времени и места». Американская разведка пока еще находится в младенчестве, вы должны бы помнить молодого красавчика, прибывшего с их миссис Джей, а природная проницательность, даже когда она есть — не заменит сотен лет практики. Но и даже при этом наша молодая дама неплохо подготовлена, она знает — какие вопросы задавать, и успела узнать немало ответов. Я был удивлен, что за всем этим не стояло французских связей, но, обнаружить таковые нам не удалось. Но сравнение мое хромает, ибо миссис Бен, известная мне по архивным записям, демонстрировала редкое благоразумие и владение ситуацией, которое сделало бы честь любому политику. А миссис Уоган — обычная женщина, полагающаяся на интуицию и порыв там, где ей бы требовалось простое следование инструкциям без лишних умствований.

— Пожалуйста, опишите ее.

— Возраст — от двадцати пяти до тридцати, но выглядит все еще как в расцвете молодости. Черные волосы, голубые глаза, примерно пять футов восемь дюймов, но выглядит выше — держится очень прямо, посадка головы великолепная. Фигура худощавая, формы безупречны, хотя, как вы понимаете, это-то может быть следствием некоторых ухищрений. Очаровательна, ничего нарочитого или показного. Пишет, как курица лапой, каждое третье слово зачеркнуто, орфография хромает. Прекрасно говорит по-французски, отлично ездит верхом, других следов образования не выявлено.

— Вы словно миссис Вильерс описываете, — заметил Стивен с болезненной улыбкой.

— Да, в самом деле. Я был так поражен сходством, что предположил какие-то родственные связи, но таковых не обнаружилось. Подробности происхождения миссис Уоган ускользнули из моей памяти, но они есть у нас в бумагах, и я прослежу, чтобы вы все эти бумаги получили. Нет, никакого родства, но сходство, и правда, поразительное.

Сэр Джозеф мог бы добавить, что и в деле миссис Уоган фигурировал отвергнутый любовник, молодой человек, безуспешно увивавшийся вокруг. Он столь мало значил в ее жизни, что его оставили на свободе. Тот, кто разбирался с ним, заключил, что он не знает ничего лишнего, и пусть себе гуляет. Сэр Джозеф запомнил о нем лишь то, что он глубоко несчастен, и обладает странным именем Майкл Хирепат.

— И все же когда я говорю о ее бросающейся в глаза простоте — я, вероятно, попадаю в многочисленную когорту обманутых женщинами. Изрядный клубок в этом деле остался не распутанным. Как я сказал, вам бы неплохо приложить к этому руку, Мэтьюрин, и, возможно, вы раскопаете настоящее сокровище. Прошу, подумайте об этом.

Во время своего путешествия обратно в Хемпшир Стивен старался думать о предложении, но ничего не выходило — разум его томился, воскрешая в памяти черты Дианы, ее голос, движения, изъяны ее морали, ее легкомыслие и экстравагантность, его переполняло желание и непонятная нежность. Что до предложения сэра Джозефа — так или иначе особого выбора у него не было. Он поедет, и пусть его ведет прошлое, но натуралист в нем оживет снова. Он соберет обширную коллекцию, необъятные пространства откроются перед ним — и сердце его вновь забьется при взгляде на новые виды растений, птиц, млекопитающих, а Индия предоставит возможности схваток с врагами, упоение которыми очистит его разум. Да и ведет ли его прошлое? Лондонская лихорадка покидала его по мере удаления от города, и безразличие овладевало им.

В этом сумрачном состоянии разума он прибыл в Эшгроу-коттедж, и там, поскольку его состояние не распространялось на заботы о его друзьях, он немедленно заметил, что что-то стряслось. Его приняли с обычной сердечностью, но битая ветрами и врагами физиономия Джека была куда краснее обычного, он словно еще раздался в плечах и вырос, а в поведении его, нет-нет, но проскальзывали следы недавно отбушевавших бурь.