Саша Кругосветов - Путешествия капитана Александра. Том 4

Со страшными спрутами Белла справляется. С морскими пиратами сражается. И с режимами деспотическими. Где ни случается Белле Куле побывать, всюду люд мужской встречает её восторженно, почести необыкновенные выказывает. И Белла, морийка любвеобильная, каждого встречного-поперечного (ну, почти каждого) привечает и одаривает, богиня олимпийская, от щедрот своих.

Находит мать свою, в конце концов, в монастырской тьме на угрюмых островах Европейских. Вот и обнялись Белла с матушкой. Возвращаются они вместе на Морию любимую. Свет восходит над обеими женщинами. Как же зажили они счастливо! Хильга позабыла своё прошлое монастырское, вспомнила о благодарном мужском морийском населении. И потянулись снова, на этот раз уже к двум женщинам, потоки морийцев добронравных, ищущих любовь земную и утехи бескорыстные. На всё готовы добросердечные женщины ради народа мужеского. Холодных разогреют, скромных настрополят, неумелых научат, робких растормошат, ненасытных обуздают, алчущих ублаготворят. О дальнейшей жизни Хильги мы не особенно осведомлены. А вот о Белле знаем, что множество жителей морийских ею облагодетельствованы были, и не боялась она детишек рожать одного за другим, то чёрненького, то рыженького, то беленького, то мелкого, то богатырского сложения. Всех при себе держала, обо всех заботилась, никого от себя не отпускала. И любили её все детки без памяти. Хоть и молода ещё была, а многих деток своих воспитала уже и в люди вывела. И приёмных родителей не бросила, во всем помогала им. Матерью морийской называли её в народе.

О том, что в стране делается, всё знала да виду не подавала, вроде не интересовалась ничем. Зная силу Беллы Кулы богатырскую, «спящей красавицей» называли её. Множество людей разных из мужского населения морийского нежные чувства к ней в душе своей носили. И детей любили, вместе с ней нажитых. И она, Беллочка, помнила и любила каждого, любовь, что приносили ей, обменивала на любовь же, возвращала полной мерою. Да и жёнушки их, мужчин морийских, не в обиде на Беллочку были, никак не помешала она их семейному благополучию, денежек к себе не тянула, многих сыновей морийских молоденьких на путь истинный наставила. Советоваться жёнушки приходили к душевной Белле: как муженька ублажить, как беду развести, где нежным голосом, а где и сковородой по голове.

Вот так и получилось, что все имена свои Белла Кула в жизнь превосходнейше воплотила. «Прекрасная крепость». Оплот жизни морийской в прекрасном женском образе. «Прекрасный обмен». Любовь – на любовь. «Красивая и всеобщая великолепная задница». Ни убавить, ни прибавить. «Отменная семья». Любящая мать, любящие отцы, любимые и любящие дети. Ещё называли её любовно: «Белла ядь». Ядь ( устар. ) – еда, пища любовная, iадь ( др. русск. ), ядис ( др. прусск. ), йядис ( лит. ) – пища. Во что превратилось сейчас это романтическое обращение к достойной женщине? До чего же мы любим извращать, хорошее превращать в плохое. И ещё одно имя: «Лежащая трава, ждущая своего часа». Настанет ли этот час? Когда проснётся, поднимется могучая Белла, мать морийская? Дождётся ли она своего часа?

Вот с этой-то Беллой и встретился капитан Александр перед тем, как покинуть Морию. О чём уж они говорили, неведомо теперь нам, но Александр отзывался с восхищением о красоте Беллы Кулы и о благородстве этой необыкновенной женщины. Как наш герой, воспитанный в христианских традициях, отнёсся к небезгрешной жизни Беллы? Не у каждой женщины семью завести получается, ответствовал Александр. И не каждой доведётся встретить своего суженого единственного. Женщина эта любимых своих не предавала. Каждого любила от всей души. Детей рожала, в любви задуманных и получившихся, всех растила, поднимала, каждому в жизнь путь открыла. Мать любила, спасала. Родину любит всей душой и не раз ещё спасёт.

Капитан Александр вспоминал прогулки по Мории. Красоту великолепного Рейнского проспекта, задумчивую скромность и обаяние Академической слободы, переулка Тихой Сапы, улицы Ржавой пушки, запущенных и одушевлённых набережных Петромории. Грустных пешеходов Петромории в ореоле туманной изморози. Множество подсмотренных милых живых сценок. Грубовато-обаятельных персонажей морийских: разнообразных Илий Трамблёров и Сердёней Базилевсовых, уморительных Анта и Глепа, злокозненных, ограниченных, властолюбивых серых пиджаков из Тайного Писка, напыщенных комедийных персонажей из Щеповки, надутых, напомаженных попсян и глуповатых прехорошеньких попсянок. Обалдевших, претенциозных, славы земной жаждущих и по-своему несчастных жителей Отвязной слободы.

Александр прощался с Морией. Прощай, Мория. Ты осталась такой же загадочной и незнакомой, как и раньше. Прощай, Сусляк, талантливый режиссёр и кукловод. Прощай, Ганс, великий и ужасный. И Ганс младшенький, великий романтик и прожектёр. Прощайте, щепачи, попсяне, отвязные. Прощайте, академики несуществующих наук, гениальные морийские изобретатели, прощайте, Симон Рыбак, Световид-воин, прекрасная морийка Белла Кула, ваше время ещё придёт. И с тобой прощаюсь, друг мой, Диж Быж, спасибо тебе за всё. Без тебя я не увидел бы и не узнал так много нового на загадочной морийской земле. Не думал тогда капитан, что придется ему ещё раз побывать на берегах Мории, несущейся в вечность на всех парусах. Очередное письмо отправляет капитан своему другу преподобному Льюису Доджсону, в котором он пишет среди прочего:

«Как поучительна, дорогой Льюис, судьба людей Мории, страны, удивившей меня больше всех других стран, в которых довелось мне побывать за долгий период странствий.

Я неплохо познакомился с Канцлером Всея Мории. И с жизнью его клана, Братанов правильных, Паханов великолепных. Жизнь Братанов и жизнь народа морийского – это параллельные реальности. Те и другие живут на одном острове, но в разных измерениях, мало пересекаясь друг с другом. Братанам не нужен народ морийский. А морийцам Братаны и подавно не нужны. Так и мучаются друг с другом. Народ морийский отличается терпимостью и врождённой политкорректностью, хотя слова такого и не знает. Гансы с Братанами вельможными любят говорить о благе народа и делают вид, что сами в это верят. Народ морийский слушает, тоже делает вид, что верит, хлопает, смеётся до упада, иногда, правда, кого-то оторопь берет, да грусть-тоска одолевают.