Луи Буссенар - Под Южным Крестом

Как и большинство морских волков, привыкших спать ровно от вахты до вахты и не обращать никакого внимания на корабельный шум, пожилой мужчина умел засыпать «по команде». И вот Пьер приказал себе не думать, закрыл глаза, и уже через несколько минут заливистый храп мастера-канонира возвестил о том, что моряк отправился в путешествие по стране снов.

Но его волнение и озабоченность были столь велики, что они жили собственной жизнью в этом спящем теле. Пьеру снились воздушные шары, подводные корабли и даже дрессированный кит, на котором он мчался по волнам, сидя в паланкине, закрепленном на спине животного.

Проснулся Пьер ле Галль от громкого голоса Фрике.

– Подъем! Всех свистать наверх! – во все горло вопил парижанин. – Давай-давай, пошевеливайся. Уже рассвело. Посмотри сам.

Плетеная решетка, служащая дверью хижины, открылась настежь, и в скромную комнатенку ворвался веселый солнечный луч.

Кит, которого оседлал Пьер, исчез по мановению волшебной палочки. Бретонец открыл глаза, выдал заковыристое ругательство, после чего вскочил как ужаленный и встал в безупречную боксерскую стойку.

– Гром мне в паруса! Этот край заселен одними таможенниками! Подожди-ка немного, сейчас я припомню тебе все твои грязные махинации!

Таможенник разразился звонким смехом и исполнил парочку фантастических коленец, которым позавидовал бы сам покойный Клодош. [74]Именно по этой неописуемой пляске, по безумной радости Пьер узнал Фрике. Но следует заметить, что Фрике изменился до неузнаваемости. Облаченный в оливковый суконный мундир со светло-желтым кантом, в форменную фуражку с назатыльником, опоясанный портупеей из лаковой кожи, к которой крепилась кривая сабля с медной рукоятью, наш друг, как говорят в народе, полностью влез в шкуру служащего, чей наряд он позаимствовал. Более того, парижанин одолжил у гостеприимных туземцев природные краски и так загримировал лицо, что заставил бы поаплодировать самого лучшего актера.

– Итак, матрос, что ты об этом думаешь? Полное превращение, не так ли? Уж если я смог обмануть даже тебя, согласись, теперь я могу отправиться разгуливать по берегу моря совершенно беспрепятственно.

– Я ничего не заподозрил. Нет! Я никогда не видел ничего подобного. О хитрейший из всех хитрецов!

– Теперь твоя очередь. Давай-ка сюда другую форму и побыстрее. Мы не должны терять ни минуты.

– И не думай об этом. Разнаряженный таким образом, я буду походить на жандарма, разодевшегося по поводу карнавала, или на музыканта из оркестра пожарников.

– Ничего подобного. С твоей трехмесячной бородой ты будешь выглядеть просто отлично. Ты будешь представлять таможенника старого режима, эдакого старого взъерошенного и злого дога. И поверь, я не хочу тебя обидеть.

– Итак, мне придется напялить на себя все эти тряпки.

– Это необходимо. Наше спасение зависит от маскарада.

– А если мы встретим других таможенников, настоящих?

– Не бойся. Жилые районы мы минуем ночью. А когда окажемся на пристани, нам уже нечего будет опасаться.

– А! Так мы идем на пристань?

– Черт возьми! Ведь ты не думаешь, что мы отправимся на Суматру пешком по суше.

Во время этого разговора угрюмый Пьер ле Галль облачился во вторую форму. В столь диковинном наряде бравый матрос действительно выглядел потрясающе, и Фрике лишь немного подгримировал друга, чтобы сделать того совершенно неузнаваемым.

– Гм! – проворчал он, – если бы меня увидели мои старые приятели с «Молнии», они приняли бы меня за попугая, а детишки матушки Бигорно начали бы кричать: «Чудище, чудище!»

– Ха, тем лучше. Это лишний раз доказывает, что твоя маскировка совершенна. Еще вот здесь… отлично! Нам осталось распрощаться с хозяевами и взять курс на порт. Отсюда, с высоты птичьего полета, легко сориентироваться, так что мы не ошибемся.

И вот два друга, за которыми неотступно следовал Виктор, в последний раз пожали руки жителям Тимора и неспешно покинули деревню. Они взяли с собой еды всего лишь на два дня: несколько румяных пшеничных лепешек, которые занимали не слишком много места и должны были утолить их голод до того часа, пока европейцы не разыграют финальную партию.

Решающий момент приближался, и Фрике понял, что больше не следует держать в тайне план опасного предприятия, которое он задумал.

– Подумай как следует, – сказал парижанин своему соратнику, – мы будем подвергаться смертельной опасности.

– Черт возьми, – спокойно ответил Пьер, – ты не сообщил мне ничего нового. После того как мы покинули Макао, подвергаться смертельной опасности вошло у нас в привычку.

– Я говорю тебе это лишь для очистки совести, на случай, если один из нас сложит голову в предстоящей авантюре.

– Мамаша Бигорно, потрясающая хозяйка, всегда утверждала, что невозможно приготовить яичницу, не разбив яиц.

– Я придерживаюсь того же мнения.

– И я. Только вот речь идет о том, как бы нам самим не стать этими яйцами. Мы много раз смотрели смерти в лицо, один раз больше, один – меньше, какая разница? Мы не раз выкручивались из безвыходных ситуаций, и я надеюсь, что сможем выкрутиться и на сей раз.

– Впрочем, многие преувеличивают опасности, угрожающие людям, ведущим жизнь, полную приключений.

– Это правда, как и то, что солнце в полдень стоит в зените. Ведь все эти добропорядочные буржуа, обитающие в больших городах, например в Париже, даже и подумать не могут, не лязгая зубами от страха, о морских путешествиях. Поездка из Кале в Дувр кажется им самым настоящим подвигом, а одна мысль о плавании из Марселя в Алжир побуждает их диктовать завещания. Они почему-то не задумываются о том, что смерть может поджидать их на любом углу, в любой личине. Ведь и в городах случаются и взрывы газа, и автомобильные катастрофы, на голову может рухнуть каминная труба или самый обыкновенный цветочный горшок…

– А ночные нападения бандитов… а эпидемии, пожары, поезда, сошедшие с рельсов…

– Черт возьми, если все это сложить и сравнить с рисками на море, то многие бы решили, что эти опасности равнозначны, «киф-киф», как говорят арабы.

– И, в любом случае, нам вдвоем много легче взять судно на абордаж, чем пережить эпидемию холеры.

– Ах, хитрец, я, кажется, догадался, каков твой план. Он просто замечательный, сынок. Теперь я разделяю твою уверенность. Речь идет всего лишь о том, чтобы захватить одну из этих посудин, а когда мы окажемся на борту, то тут же возьмем курс на Суматру.

– Ты так думаешь?

– У меня нет ни тени сомнения. Можешь считать, что дело уже сделано, и вскоре ты услышишь, как я командую: «Готовиться к повороту!»

Было приблизительно около трех часов пополудни, когда оба европейца, сопровождаемые жителем Поднебесной, увидели кособокие халупы, скопление которых гордо именовалось «Дилли». Белые обитатели городка лениво растянулись в гамаках и наслаждались радостями ежедневной сиесты. Лишь несколько малайцев, нечувствительных к укусам солнца, разгуливали по пеклу, как настоящие саламандры. Их соотечественников можно было встретить и на набережной, где они сидели на корточках рядом с руинами, окаймляющими пристань, и во что-то играли с азартом, свойственным этой расе.