Юрий Шестера - Холод южных морей

Тот резко, рывком сел на постели, зацепив при этом край балдахина, и непонимающим со сна взглядом уставился на вестового.

— Их высокоблагородие господин капитан просят вас, Андрей Петрович, подняться на мостик.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил тот, натягивая сапоги с собачьим мехом, так как спал на кровати поверх покрывала, не раздеваясь.

— Не знаю, Андрей Петрович, — не по-уставному, но с озабоченностью ответил Матвей, — Макар только просил передать просьбу капитана. А больше не сказал ничего. Видно, сам толком не знает.

Андрей Петрович метнулся из каюты, чуть не столкнувшись с Фаддеем Фаддеевичем, выходящим из капитанской каюты.

— Вахтенный доложил, что вроде бы вдали виднеется что-то, похожее на проход между ледяными полями, — видя немой вопрос в глазах друга, на ходу сообщил капитан. — Но видимость плохая, сейчас разберемся…

Шел мокрый снег, но обстановка была примерно та же.

— Сколько прошли после поворота, Аркадий Сергеевич?

— Шестнадцать миль, Фаддей Фаддеевич! — доложил лейтенант Лесков.

«Стало быть, часика три соснули, — удивился Андрей Петрович, — а показалось, что только что прилегли».

— Ни черта не видно! — в сердцах выругался капитан, пытаясь разглядеть проход сквозь пелену снега, и вдруг широким шагом пошел с мостика.

— Ты куда, Фаддей?! — забыв о присутствующих, забеспокоился Андрей Петрович, кинувшись за капитаном.

— На салинг. Оставайся здесь.

Снег как-то сразу прекратился, и стало проясняться. Сосредоточенный Фаддей Фаддеевич, спустившись с головокружительной высоты салинга на грот-мачте, вернулся на мостик. Окинул взглядом окружающих, напряженно ждавших его решения. Но по выражению его глаз Андрей Петрович понял, что тот непременно будет прорываться между ледяными полями, несмотря на всю опасность этого маневра. И оказался прав.

— Между ледяными полями есть тесный проход. Будем прорываться. Вахтенному офицеру перейти на бак и оттуда командовать рулевым, дабы обходить плавающие льдины и острые углы ледяных полей. Скорость хода восемь узлов. Приступить к исполнению!

Фаддей Фаддеевич, встретившись с тревожным взглядом Андрея Петровича, только усмехнулся: «Кто не рискует, тот не пьет шампанское, Андрюша! Старая, как мир, истина, — шепнул он ему на ухо. — А чем больше скорость, тем судно лучше слушается руля. Ты это знаешь не хуже меня».

Все-таки восемь узлов кажется довольно большой скоростью для судна, идущего вблизи расположенных по его бортам ориентиров, коими служили края ледяных полей. Однако лейтенант Лесков, находясь на баке, уверенно вел шлюп по проходу, подавая оттуда команды рулевому, и через некоторое время напряженность, царившая на мостике, спала. Но жесткость выражения лица капитана отражала его внутреннее напряжение.

Пройдя по проходу сквозь льды миль пятнадцать, показавшиеся бесконечностью, когда то шел дождь, то проглядывало солнце, наконец-то вышли на свободное от крупных льдов пространство, покрытое лишь мелким льдом, оказавшись уже вне опасности. Крупная зыбь с юго-востока указывала на то, что дальнейший путь к югу свободен.

Капитан-лейтенант Завадовский молча пожал руку капитану, поздравляя с успехом, а затем лейтенанту Лескову, уже вернувшемуся на мостик, за успешно выполненную работу. А Фаддей Фаддеевич только посмеивался про себя, глядя на Андрея Петровича, пережившего трудные часы тревоги за своего друга.

И как бы в награду мореплавателям за их труды и тревоги выглянул из-за туч луч солнца.

До Южного полярного круга оставалось около четырехсот миль.

С утра пасмурность рассеялась, ветер стих, и, пользуясь этим, на «Восток» прибыл Лазарев, которого сопровождал лейтенант Обернибесов. Кивком головы поприветствовав Андрея Петровича, он с озабоченным видом прошел за Фаддеем Фаддеевичем в его каюту. «Не случилось ли чего?» — с тревогой подумал Андрей Петрович.

Офицеры обступили лейтенанта с «Мирного». Обернибесов рассказал, что когда их шлюп шел за «Востоком» по тесному проходу между ледяными полями, то набежал на довольно большую плавающую льдину, которую он, будучи вахтенным офицером и находясь на баке, обойти не смог. Удар был так силен, что все выбежали наверх. В результате удара в подводной части форштевня выломало кусок дубового дерева длиной около четырех футов и в один фут толщиной.

Поэтому, как он думает, Лазарев и прибыл на «Восток», чтобы попросить Беллинсгаузена не идти с такой большой скоростью через льды. Но это, мол, только его мнение.

Офицеры начали бурно обсуждать это чрезвычайное происшествие, высказывая свои предположения о его причинах. Наконец, лейтенант Игнатьев, самый авторитетный и опытный среди вахтенных офицеров «Востока», подвел итог общего обсуждения.

— Вы, Николай Васильевич, — обратился он к Обернибесову, — скорее всего, просто не заметили из-за плохой видимости эту злосчастную льдину, — и, не обращая внимания на его протестующий жест, продолжил: — И слава Богу! — лейтенант с «Мирного» уставился на него остановившимся взглядом. — Ведь если бы вы начали запоздалый поворот судна, то ударили бы ее не в лоб, форштевнем, а вскользь, скулой, распоров ее на добрый десяток футов. Вот тогда бы были настоящие неприятности! А так вы отделались лишь легким испугом, не более того.

И все стали утешать окончательно сникшего лейтенанта, представляя себя на его месте.

Через некоторое время капитан «Мирного» убыл со своим лейтенантом, а подбежавший вестовой Макар передал Андрею Петровичу просьбу капитана пройти в свою каюту.

Фаддей Фаддеевич был явно не в духе и еще с порога раздраженно бросил:

— Вы что, сговорились, что ли?

У Андрея Петровича отлегло от сердца. Накануне он мягко упрекнул Фаддея Фаддеевича за то, что тот с неоправданно большой скоростью ведет шлюп в разреженных льдах даже в ночное время. Правда, ночное время было относительным, так как солнце в это время маячило около горизонта, лишь на непродолжительное время скрываясь за ним, но и тогда было достаточно хорошо видно, во всяком случае не хуже, чем в полдень в ненастье.

— Стало быть, Михаил Петрович «воспитывал» тебя, Фаддей, по поводу неоправданно большой скорости? — улыбнулся он.

— А ты чего скалишься?! — грубо, вопросом на вопрос ответил капитан. — Тебе, видать, очень нравится, когда со мной пытаются разговаривать, как с мальчишкой, да не кто-нибудь, а мой подчиненный?! — с горечью выпалил он. — У него, видите ли, шлюп плохо слушается руля. Так какого же черта гонишься за мной, сломя голову, если не можешь? Иди в узких местах, как тебе удобнее, а потом догонишь. Так нет же, самолюбие! Как же так — Беллинсгаузен может, а Лазарев, видите ли, нет! Вперед, орлы! А потом нюни распускает, что, мол, чуть форштевень у шлюпа не своротил.