Татьяна Виноградова - Дети капитана Блада

– Мне дала ее моя матушка. Я думаю, что она владела ею давно – она говорила мне, что это – талисман.

– И вы решились продать его? – удивился Блад. Диего покраснел.

– Я не сделал бы этого без необходимости, – сказал он.

– О, прошу прощения. Я мог бы и сам догадаться. Кто же ваши почтенные родители?

(«Должно быть, его мать – та самая девчонка из Картахены… Вышла замуж, мать многочисленного потомства, отяжелела от бесчисленных родов… И хранила жемчужину. Ну надо же!»)

– Моя мать – донна Мария-Клара-Эухения де Сааведра. Мой отец… – Диего помедлил, затем сказал то, что, по его мнению, должно было прекратить дальнейшие вопросы, – умер, когда мне было около года. Моя семья живет в Картахене – не знаю, правда, чем это может вам помочь.

(«Вздор, конечно, но мальчишка мог бы быть моим – если он не младше семнадцати. Впрочем, если так, он вряд ли об этом знает. Однако почему он запнулся? Вздор, не может быть!»).

– Есть ли у вас братья или сестры?

– Нет, сеньор, я единственный сын.

– И ваша матушка отпустила вас путешествовать в столь юном возрасте? Должно быть, вам нет и шестнадцати?

– Мне уже семнадцать, сеньор, и она, конечно, боялась меня отпускать, но я убедил ее – мне хотелось увидеть Европу.

(«Это уже более, чем забавно. Даже чересчур»).

Блад подумал и решился сыграть ва-банк.

– Когда-то это была моя жемчужина, – сказал он. («Где же ты, мое флибустьерское счастье?») – Я подарил ее – давно. Нет ли среди знакомых вашей матушки подруги, которая отвечала бы следующему описанию: невысокого роста – не более пяти футов, очень стройная… впрочем, как все испанки… прямой нос, длинные брови, большие глаза. Я понимаю, что это описание может подходить ко многим, к тому же она могла сильно измениться. Ее тоже звали донья Мария. Сейчас ей должно быть около тридцати пяти лет.

У Диего расширились глаза.

– Вы – капитан Блад, – произнес он севшим голосом.

Блад почувствовал, как растягивается время, но его улыбка была безмятежной.

– Удивительно – мое имя еще кто-то помнит.

Диего расправил плечи и задрал подбородок. Удары судьбы следует встречать с открытым лицом – даже если они смахивают на пощечины.

– Я сказал вам неправду, сеньор, – произнес он, и его взгляд был гневным и гордым. – Моя матушка отвечает вашему описанию – и у меня никогда не было отца.

Блад задохнулся. Он – подозревал. Но сказанное было подобно удару шпаги.

– Так! – сказал он. – Значит – ты мой сын. Я… я рад познакомиться с тобой.

Голос Диего зазвенел.

– А я – ну что же, я хотел увидеть вас. Мне было любопытно поглядеть на человека, которому я обязан существованием. Я – удовлетворил свое любопытство.

Блад фыркнул – скорее одобрительно.

– Ну, а я – нет. Мне, например, любопытно, как ты оказался именно здесь.

Тут Диего вспомнил, какие настоятельные причины его сюда привели.

– Бесс – ваша дочь – она…

– Бесс – здесь?! И – с тобой?

– Мы плыли с ней вместе на галеоне. Она…

– Невероятно! Но почему…

– Она болеет. Мне нужны были деньги – у Бесс был этот адрес – и…

– Бесс больна?! Так что ж ты молчал? – возмутился Блад. – Подай-ка мне плащ, и пойдем.

Диего машинально выполнил распоряжение. Он был слишком ошеломлен. Блад поправил шляпу и взял у ожидавшего за дверьми клерка тяжелый саквояж.

– Мне, право же, неловко, дорогой мэтр, – сказал он вошедшему с клерком Жюсье, – но, боюсь, наш разговор нам придется закончить завтра. И я должен извиниться, но парень раздумал продавать…

– Что поделать, дорогой капитан. Конечно, вы привыкли торопиться, ведь вы добывали деньги, а не растили их, но в наше суетное время торопливости в мире хватает и без… – Мэтр запнулся, и взгляд его скользнул с Блада на Диего и обратно.

В глазах Питера Блада вспыхнули смешинки.

– Забирай свою жемчужину, сын, и впредь не швыряйся талисманами матери, – сказал он. – Да, кстати, а как тебя зовут?

– Удалось ли тебе что-нибудь раздобыть? – жалобно спросила Бесс.

– Не совсем то, на что я расчитывал, но выбирать мне не приходилось, – ответил Диего, пропуская Блада в комнату.

– А я-то считал, что сыновняя почтительность у испанцев в крови, – заметил Блад.

– Она передается только по мужской линии, – буркнул Диего.

– Папа?! Диего, кажется, у меня бред… Ой, папа! Это и правда ты! Диего, ты бессовестный, но я тебя все равно люблю.

– Не вскакивай, сейчас я сам подойду, – Блад встряхнул плащ перед камином и протянул руки к огню. – Почему ты здесь?! Что-нибудь случилось? Что-нибудь с…

– С мамой все в порядке. Но…

Диего отступил к двери. Наверняка, если бы у Бесс были силы, она визжала бы сейчас, как девчонка, и прыгала бы, как щенок. А вот ему никого не придется так встречать. Он сделал шаг, чтобы незаметно выскользнуть за дверь, но был остановлен.

– Диего, если ты не совсем замерз, сходи в порт, найди там посудину по имени «Ночной мотылек» и забери с нее мои вещи. Их немного. Постой – вот, возьми, расплатись с капитаном и скажи, что в Лондон я сегодня не плыву. Потом закажешь здесь ужин – настоящий ужин, – добавил Блад, с отвращением глядя на остатки луковой похлебки в тарелке, стоящей у изголовья Бесс. – И возвращайся скорее, ты можешь понадобиться.

Диего возмутился той легкостью, с которой Питер Блад взялся отдавать ему приказы, но спорить у постели больной сестры не стал. Блад озабоченно считал пульс Бесс, вцепившейся в его руку.

Когда он вернулся, Бесс дремала, а Блад мрачно глядел на огонь камина.

– Большое спасибо, малыш, – сказал он рассеянно. – Пойдем поужинаем.

Диего понял, что он не сможет высказать все заготовленные фразы – не сейчас.

Ужинали почти молча – и Диего не мог бы сказать, что именно он ест. Наконец он спросил:

– Как Бесс?

– М-м-м… Не слишком хорошо. Нам придется здесь задержаться. А мне как раз нельзя задерживаться – мое отсутствие будет дурно истолковано господами из комиссии. Ну – посмотрим. Пока – иди отдохни. Я буду в комнате Бесс – в этой дыре нашлось вполне приличное кресло. А ты спи.

Когда Диего зашел в свою комнату, он обомлел. В камине ярко полыхал огонь, раскрытая постель белела свежими простынями, а, откинув одеяло, он обнаружил грелку. До сих пор хозяин почему-то не проявлял к нему подобного внимания.

В ту ночь Диего приснилось, что он болен. Когда ему было десять лет, он очень сильно болел, и мать почти две недели не отходила от его постели. Поэтому он знал, что, открыв глаза, увидит мать, сидящую рядом. Однако, когда он их открыл, он не увидел матери – зато обнаружил отца, который сидел в дальнем углу в удобном кресле, положив ноги на табуретку. Он перелистывал томик «Назидательных новелл», хмуро глядя сквозь страницы. Затем Диего услышал шаги матери и почувствовал прикосновение маленькой прохладной ладони. «Иди отдохни, ты устала», – нежно сказал отец. Диего проснулся. Ему хотелось плакать.