Наталья Девятко - Карта и компас [litres]

— Приветствую и тебя, капитан Ярош, — Джонатан привычным жестом коснулся длинного уса, как и Мариан, он еще не полностью поверил в свое новое существование. — Хотя я бы не назвал их друзьями.

Голоса таяли.

— Почему вас превратили в призраков?

— Когда вы убежали, мы пытались сопротивляться, еще помня чародейские дары Моря и его свободу…

— Пришли, — черноволосая женщина остановилась.

Перед ней сияла золотом лента, виляя между соломинками, оставшимися от убранной пшеницы. Из мрака вышла тонкая девичья фигура, в чьих ладонях светилось белое сияние, и платье, и волосы у нее были пшеничного цвета.

— Это дух поля и страж нашего поселка, — поклонившись духу поля, объяснила ведьма. — Мы вместе с ней проложили эту границу, чтобы ни одно существо, отдавшее свое Имя или часть души, не могло перейти его. Лишь те, кто по-настоящему стремится добраться до моря, переступят через эту живую преграду, ибо за ней иное время.

Ведьма повернулась к пирату, свет с ладоней пшеничной девушки бросал на ее платье темно-синие блики, делая более знакомой.

— Вы поменяли все паруса и завтра покинете нас. Но я говорю тебе это, чтобы ты знал, пиратский капитан: ты можешь вернуться сюда. Всегда можешь вернуться, если будешь чувствовать, что у тебя не осталось сил бороться. Это милость, дарованная тем, кто решил доживать свою жизнь среди простых людей.

Ярош коснулся прозрачной границы, по которой пошли золотые волны.

— Вернуться… — усмехнулся он. — Я больше не поверну назад и не буду прятаться от своего прошлого. Ты знала об этом, когда давала мне карту в Элигере.

— Знала, Ярош Сокол.

Сова сделала круг над ними и, набрав высоту, полетела туда, откуда привела Мэри. Когда Ярош опустил взгляд, давней, пришедшей к нему в обличье немолодой ведьмы, рядом уже не было.

Под утренними лучами разворачивались тонкие черные паруса, ловя ветер.

Луиза, Эмиль и Жак со скал смотрели на отплывающий корабль. Макс и Мэри стояли на пирсе, обнявшись. А старый сказитель и ведьма вместе наблюдали, как «Диаманта» выходит в открытое море. Они были на холме, где стоял домик черноволосой колдуньи.

Седой сказитель находился рядом с настоящей хозяйкой домика на околице, а не с давней, которая временно там поселилась, чтобы из звездного света сплести зачарованные паруса.

Тихо было вокруг, солнечно, но неприветливо, словно ночь задержалась в час рассвета, окутывая печалью этот день.

Ярош забрал Феофана с корабля на берег в тот же день, когда они встали на якорь возле рыбацкого поселка. Как только смерклось, пиратский капитан молча привел своего пленника на окраину, где вдаль уходили волны холмов, укрытых пожухлыми осенними травами.

— Прощай, министр. Иди по берегу, не приближайся к лесу, и надеюсь, наши пути никогда больше не пересекутся, — Ярош закрыл свой компас, который, наверное, что-то подтвердил, отвечая на безмолвный вопрос.

Феофан помнил, как тогда, в Элигере, в его руках компас казался сломанным, а сейчас стрелка двигалась легко. Эта вещь все-таки была ценна, не зря ее хотел забрать советник Императора.

— Что же ты не уходишь, министр? — видя, что Феофан мешкает, спросил Сокол. — Не веришь, что я тебя отпускаю?

— Не верю, — честно ответил Феофан. — Ты выстрелишь мне в спину, когда я буду радоваться спасению. Я видел тебя в бою, ты дашь мне отойти далеко.

Ярош отвел взгляд. Феофан не мог знать, о чем он думает, и что вспоминает, как защищал врага на совете пиратских капитанов. Имперский министр был его пленником, и как сказал Ричард, только ему решать, что будет с заложником.

— Тогда ты понимаешь, что тебя ждет, — холодно усмехнулся Ярош, доставая пистолет. — Иди.

Феофан не двинулся с места.

— Стреляй так, пиратский капитан. Если ты обрек меня на казнь, я хочу смотреть тебе в глаза. Это мое последнее желание.

— Нет, тебе отказано в этом желании. Но если будешь настаивать, твоя смерть будет иной. Выбирай, Феофан.

Было странно слышать, что пират называет его по имени, а не презрительно: имперским министром. Феофан закрыл глаза, тайком вздохнув. Да, ему позволено выбирать, но так или иначе, сегодня развлечение победителей закончится. Он хочет, чтобы это развлечение закончилось сегодня, — вот в чем на самом деле заключается его выбор.

— Надеюсь, когда-нибудь ты найдешь то, что ищешь, и оно тебя не погубит, Ярош Сокол, — напоследок сказал Феофан и медленно пошел вдоль берега к ближайшему холму.

Ярош посмотрел на пистолет в своей руке. Министр правильно говорит: он может дать пленнику отойти далеко. Как соблазнительно решить все одним выстрелом, но зачем тогда он спрашивал у компаса про безопасный путь для министра?..

Страшно идти и не оглядываться, ожидая гулкого грохота выстрела, как последнего, что ты, вероятно, услышишь перед смертью. Конечно, если тебя не оставят одного умирать посреди скошенного поля…

Феофан поднялся на холм и не выдержал ожидания — оглянулся. Неподалеку еще светились огни рыбацкого поселка. Яроша на берегу уже не было.

Пиратский капитан отпустил своего врага. Ярош Сокол сдержал данное им слово.

Министра узнали имперские солдаты уже в следующем маленьком прибрежном городке, а Химера встретила на полдороге к столице. Советник Императора по-дружески протянул к нему руки, приветствуя, и прикосновение не было холодным или полным чар — соперник за доверие Императора действительно радовался возвращению имперского министра.

Дальше они поехали вместе…

Феофан стоял перед большим зеркалом, поправляя знак власти на светло-серой ленте — золотую звезду с лучами-рубинами. Вспоминал все, что ему пришлось пережить за последние недели… В большом зале ждали, вероятно, только его. Все, желающие присутствовать на Суде Империи, уже прибыли, ведь если в круге не будет хватать хотя бы одного, захотевшего войти в состав судей, древнее заклятье не воплотится в жизнь.

Феофан вошел в зал, занял свое место. Справа, за два кресла от него, сидела Химера в облике черноволосого колдуна, одетого в белые одежды.

Преступница стояла перед ними, в яме, обрамленной алым бархатом и золотом: одежда судей не отличалась красочностью и разнообразием, будто не существовало иных цветов. В другом конце зала на простых стульчиках разместились три старые женщины, иногда люди называли их мойрами, норнами или еще как-то, но от этого суть не менялась — эти существа имели власть над чужими жизнями. Старухи не обращали внимания, где находятся, сплетая серые нити.

В круг вошел обвинитель. Безымянный, как и все обвинители Империи, прекрасный и высокомерный.