Наталья Девятко - Карта и компас [litres]

— Там одна пуля. Для тебя или для кого-то из них. Меня ты убить не сможешь, а если попробуешь, то обречешь пленников на большие страдания. Ты выбираешь между смертью и властью. Помнишь, когда-то, как страшные сказки, нам рассказывали, какую силу дает жертва? Мы были юными и не верили, что кровь имеет такую власть. Я попробовал. Эта власть таки существует, и она могущественна. Попробуй и ты, Марен. Отобранная жизнь может стать твоей силой, это и будет для тебя присягой на верность Империи. И со временем ты научишься летать — птицу выберешь сама. Вторая птица будет хранителем клятвы, хотя многие почему-то предпочитают змей…

Марен глядела на осужденных пустым взглядом. Город склонился перед чужой властью, и поэтому ее место там — подле стены ждать казни. Такова ее судьба. Но неужели именно такова?.. Неужели судьбу нельзя изменить?.. Неужели этот день должен начаться с ее смерти?..

Давняя оглянулась на Химеру.

— Если я присягну Империи, действительно ли моя слава будет великой?

— Да, — улыбнулся советник Императора. — Ты будешь рядом со мной и на войне, и подле трона Императора. Твоя власть, как и моя, будет простираться от моря до моря, от пылающих песков до вечного льда, а слава останется в песнях на столетия.

— Тогда я принимаю твое предложение.

Марен повернулась к осужденным и выстрелила, не целясь. Пуля нашла сердце рыжеволосой властительницы, женщина упала.

— Будьте вы прокляты… оба… — последним дыханием слетело с ее уст, небосвод прочертила яркая падающая звезда.

Химера махнула рукой, и прогремел залп. Этот день все же начался с крови, и никому из осужденных не было суждено спастись.

С рассветного неба к ним камнем упал ворон. Коснувшись плеча Марен, он превратился в черный плащ с капюшоном. Ее и без того темные глаза полыхнули кровавым мраком — клятва была принята.

Давняя поправила плащ, в который обратилась отобранная жизнь, наполняя ее небывалой силой, и провела по волосам. Под пальцами сверкнуло заклятьем, и почти вся расплетенная коса осталась в ее руке.

— Сожгите это вместе с телами правителей Бар-Данари. Это мой дар им, — протягивая волосы, обратилась к имперским солдатам Марен.

Советник Императора кивнул в знак согласия. Скоро над разрушенным городом поднимутся столбы дыма погребальных костров, а сейчас у них еще много дел, которые нужно уладить перед тем, как двигаться дальше на восток.

Иная судьба, иная жизнь, иной путь… И только имя старое, почти забытое… Марен понимала, что все, что было до этого рассвета, — в прошлом, за гранью сделанного выбора.

Рассвет над порабощенным Бар-Данари был золотым, а не кровавым, словно насмешка неба…

Темная маслянистая вода чуть слышно плескалась за бортом пиратского корабля.

— Мы дошли до Бар-Торен, и тоже взяли город штурмом, — продолжала рассказывать давняя. — А до Бар-Тираны нам оставался один переход, когда пришли вести, что на севере Империи началось большое восстание, которое с каждым днем ширилось как пожар, и мы должны были возвращаться, чтобы поддержать войска Императора. Вскоре Пиратское братство объявило войну Империи, собирающейся подчинить их моря, и времени на возвращение в Бар-Тирану у нас уже не было.

Ярош молчал, он знал, что происходило дальше, но не представлял, какой на самом деле была встреча Марен и советника Императора, и что в действительности все могло сложиться иначе, не поддержи тогда она притязания Империи на чужие земли и свободу.

— Зачем ты искала меня в Элигере?

— Я не искала тебя, пиратский капитан, — улыбнулась Марен. — Я приехала вместе с министром Феофаном и советником Императора. Хотя и не поэтому оказалась на том побережье. Нас, давних, и потомков древних народов, почти не оставшихся в этом мире, звал могущественный колдун, словно на совет. Поэтому пришли я, Харун, Мать, Странник, хотя и не встретились с ним.

Да и Зорин услышала его голос, она тоже из древнего народа, хотя и не такого древнего, как мой, — коротко стриженая женщина снова смотрела на темную маслянистую воду, будто ее покой передался и давней, которая только что показала пиратскому капитану часть своего ужасающего прошлого. — А ты, Ярош, как там оказался? Почему именно в это время? Зачем ты привел свой корабль в Элигер? Сколько тех, у кого есть сила бороться с Империей, услышали тогда голос Гайяра?

Ярош не ответил, у него не было намеренья исповедоваться давнему народу и этому темному морю, хранящему воспоминания об их поражении в войне…

Больше найти никого не удалось. Свет высвечивал только остовы кораблей. А маслянистому морю уже не было безразлично, что кто-то тревожит его покой. Море грозило им бедой, время истекало, и Ярош решил повернуть назад.

Тень опустилась на палубу, склонившись, положила что-то на доски. А поднялась уже Ажи де Сентаном.

— Здравствуй, Ярош, — сказал Ажи, и здесь его голос звучал совсем иначе, не скованный чарами имперской столицы, он даже разлетался слабым эхом в тумане.

— Сколько мы не виделись, Ажи? — непонятно, рад Ярош встрече или нет.

— Года? Века? Ты, как и я, их не считаешь. Лучше посмотри себе под ноги, Сокол.

Все, успевшие к тому времени выйти на палубу, вздохнули. Между Ажи и Ярошем лежала женщина, красивая, но…

— Это же… Аля Очеретяная, — не удержался Сашка. — Она дала нам фотографию с «Диамантой». Она фотограф из столицы!

Ажи слегка усмехнулся, глянув, как Ярош склоняется над черноволосой женщиной, едва не становясь на колени, и ответил парню.

— Не только. Она друг. Верный друг вашего капитана, — взгляд прозрачных серых глаз де Сентана встретился с взглядом Феникс, она опустила глаза, не зная, что сказать ему на это.

— Она мертва, — Ярош гладил волосы Али, он даже не спрашивал, отдавая себя горю.

— Мертва ли она, Сокол? — удивленно переспросил Ажи. — Ты же сам был за чертой. И друзья вернули тебя из царства смерти. Неужели ты, славный капитан, побоишься отыскать душу Али?

— Нет, Ажи. Мы отыщем ее душу…

Казалось, Ярошу тоже не верится, что женщина на его руках уже не вздохнет, не улыбнется. Он не видел Алю столько лет, а теперь увидел мертвой…

Несправедливость и издевка крылись в словах и поступках Ажи де Сентана.

— Ярош, ее души нет на кладбище кораблей. Ее оплакали. Ее душа дальше, намного дальше, как и твоя, за краем. Но ты же и без того собирался в воды, где нет живых.

— Это не твое дело, Ажи, — Ярош поднялся.

Феникс не выдержала: упав на тело подруги, она горько плакала, никого не стыдясь.

— Нет, Сокол, мое.

— Как и тогда? — рука Яроша легла на пистолет, заткнутый за пояс.