Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества

Так, по крайней мере, казалось молодому офицеру. На самом же деле началась многолетняя тяжба, которая съела все скромные средства Винсента. Невесть откуда являлись все новые и новые претенденты на титул графов Барнстейпл. Но столь велико было желание Винсента вырваться из пут воинской службы, что он шел на все. Даже заложил свое жалованье за пять, а потом еще за три года вперед. И выиграл дело. И получил титул. Ho к этому времени он так прочно сидел на мели, что церемонию вступления во владение, принесение присяги его королю и ему — вассалами, пришлось отложить до поздней осени. Пришлось ждать уборки урожая и его продажи, чтобы оплатить и парадный костюм, и заказы мастеру-гербовнику, и регистрационный взнос в палату герольдмейстера, и… Много еще было трат в связи с этим.

Итак, в 1369 году Винсент Креве стал графом Барнстейплом и подал в отставку… Жизнь его совершенно переменилась: из лондонца он стал сельским лендлордом, из бедного офицера, живущего на жалованье да на продажу трофеев, он стал довольно богатым помещиком, содержащим на доходы со своих земель и псовую охоту, и конюшни, и приходскую церковь, и полдюжины ненужных ему, но всю жизнь прослуживших в имении, слуг…

Вся его жизнь пошла отныне настолько по-новому, что новых занятий и ощущений хватило до самого конца жизни. А прожил он очень долго (те, кто пережил эпидемию, не заболевши, потом уж жили подолгу и не болели; думаю, это оттого, что уцелели субъекты с мощной иммунной системой) и умер естественной смертью. От старости. Это с мужчинами, стоящими во главе рода Креве, случилось впервые за триста лет!

Так что и в смерти он был первым. И в сельском хозяйстве тоже. Так, первым в округе он начал разводить не серых, а белых гусей. А шалфей, базилик и артишоки он начал выращивать (ну не он лично, разумеется, но на его землях и по его решению!), видимо, первым в Англии.

Но его сын уже не интересовался помещичьей жизнью: для него она была не волнующей экзотикой, а пресной обыденностью. И он готов был удрать от нее куда угодно. И удрал аж в Испанию. Воевать с маврами. Но мавры к его появлению в Андалусии оставались лишь на юге, в Гранадском эмирате, держались не столько своими силами, сколько огромной помощью единоверцев из-за моря, и военные действия шли вяло или вовсе никак. Три года Джеральд Креве прослужил в кастильских войсках, потом попал в плен и двенадцать лет был рабом. Потом ему настолько опротивело это бессмысленное существование, что он принял ислам, совершил обрезание и получил свободу. И стал вести жизнь «ренегата» — так их называли европейцы, собратьев, принявших мусульманство. Джеральд завел лавчонку, в которой небесприбыльно торговал весами, очками, астролябиями и хирургическими пилами. Ну и всяческим прочим специальным инструментом, в основном импортированным из Европы. В порту Сале, где первоначально размещалась его лавка, на океанском побережье, его поставщиками были прежде всего португальцы. Потом он заметил, что все чаще стали появляться англичане, встревожился, что его вытребуют на родину, и перебрался в Беджайю на Средиземном море, где дело иметь приходилось прежде всего с итальянцами и французами. Джеральд — Харраль ибн Бен-Сани, как он себя именовал — разжирел, завел гарем из четырех женщин четырех оттенков кожи и был избран вторым купеческим старшиной города, когда его разыскал младший брат, Мэтью.

Десять лет Мэтью Креве искал своего старшего брата, чтобы выкупить из рабства, откормить, приодеть и отвезти домой. Вместо этого процветающий жирнущий негоциант поохал, посокрушался над худобой младшего брата и… И наотрез отказался возвращаться в Англию! Тогда Мэтью напомнил о титуле — но Харраль ибн Бен-Сани беспечно махнул рукой, запихал за щеку целую пригоршню грязноватых, обсыпанных смесью муки с тростниковым сахаром конфет и написал, задумываясь с отвычки над каждым словом, отречение от титула в пользу младшей ветви рода. Возможно, и посейчас эти Бен-Сани живут где-нибудь в Магрибе. Но вряд ли в Восточном Алжире, где Мэтью Креве обнаружил брата: явно у него была охота к перемене мест…

А Мэтью пришлось возвращаться, почти против воли, к военной профессии предков: шла Столетняя война, и он во главе отряда своих вассалов и арендаторов-йоменов, вооруженных «робингудами» — дальнобойными луками, отправился на помощь союзнику англичан — герцогу Бургундскому Иоанну Бесстрашному. И все последующие девяносто лет род Креве связан был с Бургундским домом. Почти все годы пятнадцатого столетия они провели на континенте, в Англию лишь наведываясь. И служили герцогам Бургундским так, что в награду получали почетные доспехи и драгоценные костюмы, деревни и ренты.

Мэтью Второй был уже не только английским военным, приданным бургундскому союзнику, но и бургундским дипломатом с вполне по-бургундски звучащей фамилией, но с английским титулом. Впрочем, этот «интернационализм» был среди титулованного дворянства Западной и Центральной Европы скорее правилом, чем исключением: императорами «Священной Римской империи германской нации» были чехи, в Сицилии правила испанская по крови Арагонская династия, в Бургундии французы, зато в далекой Португалии — Бургундская династия…

Мэтью Третий вообще не воевал. Он представлял Карла Смелого, последнего бургундского государя, при дворе венгерского короля и в Лиссабоне, на Родосе ч— при ордене иоаннитов, в Тунисе — при дворе высокопросвещенных Хафсидов.

Но в 1477 году Карл Смелый погиб в битве при Нанси, пытаясь объединить изолированные лоскутки своей загадочной империи в непрерывное пространство. И Бургундия исчезла, как и не бывала. Владения Карла Смелого были формально переданы в управление дочери Карла Смелого, Марии. Но на деле цветущая держава стала частью империи Габсбургов и Французского королевства.

Но семье Креве эта государственная катастрофа принесла урон незначительный. Потому что, внимательно изучая семейные предания, Мэтью сделали надлежащие выводы. И они не переселялись полностью в Бургундию, оставляя английские владения на волю случая. Английские земли их рода не уходили из-под их контроля. Просто с крушением державы Карла Смелого они полностью перебрались в Англию.

Когда Мэтью Третий Креве оф Барнстейпл вернулся в Англию, оставив на континенте, как ящерица хвост в капкане, еще три «де…» из титула, там шли сражения войны Алой и Белой Роз. И Мэтью — недаром он был не солдат, а дипломат, значит, и политик, — сделал правильный выбор. Его подпись стояла четвертой от конца под петицией британского и уэльсского дворянства к Генриху Тюдору, призывающей его прийти на помощь сословиям, изнемогшим в кровопролитной и бессмысленной гражданской войне, согнать с престола уцелевших представителей боковых ветвей Ланкастеров и Йорков, поочередно сталкивающих с трона друг друга после истребления старших ветвей, и навести в стране порядок. А в решающей битве при Босуэрте рядом с будущим королем Англии Генрихом Седьмым был, в числе иных телохранителей монарха, и юный Роберт Креве оф Барнстейпл.