Януш Мейсснер - Красные кресты

— Чего тут не понять, — буркнул Хагстоун. — В бухте паруса спустить?

— Только подобрать и подтянуть к реям, чтобы быть незаметнее и чтобы можно было срочно их поставить в случае надобности. Не знаю, вернусь я со стороны моря или с суши. В этом втором, более вероятном случае, мне понадобится шлюпка, чтобы до вас добраться. Вышлешь её заблаговременно на берег бухты. Если я так или иначе не окажусь на борту «Зефира» до вступления в дело «Ибекса»и «Торо», присоединишься к ним, а заботы обо мне оставишь Каротту. Вот, пожалуй, все…

Командор Бласко де Рамирес, командующий третьей эскадрой тяжелых каравелл, входившей в Непобедимую Армаду Его Королевского Высочества Филипа II, был в ужасном настроении. Корабль «Санта Крус», находившийся под его непосредственным командованием, отклонился от курса и оказался далеко к северу от маршрута, которым плыли остальные, в результате чего добрался до Кале только в сумерках и уже в темноте оказался поблизости от входа в порт. В довершение всего с востока надвигались тяжелые тучи, а грозные раскаты грома казалось, предостерегали запоздалых мореходов о надвигавшемся шторме. Командор знал, что его ожидает неприятный разговор с адмиралом Медина — Сидония. Правда, он мог бы найти достаточное число более или менее правдоподобных причин, объяснявших опоздание, по крайней мере в его собственных глазах, но был слишком горд, чтобы оправдываться перед человеком, которого считал попросту невеждой и которому приписывал все предыдущие неудачи.

Он полагал, что если бы командование Великой Армадой находилось в его собственных руках, Англия давно уже была бы завоевана. Как бы там ни было, за его плечами не один год службы на военном флоте, и притом в столь небезопасных водах, как Мексиканский залив и Карибское море; неоднократно он эскортировал Золотой Флот от панамского перешейка до самого выхода в Атлантику, одержал немало побед над пиратами разных национальностей, а также уничтожил главную базу знаменитого корсара Яна Мартена и — как не раз похвалялся — навсегда изгнал его из Мексики.

А что до сих пор сумел совершить на море герцог Сидония, который ни с того, ни с сего стал адмиралом, не будучи до того ни шкипером, ни капитаном, и никогда не командуя даже захудалой шхуной, не говоря уже о каравелле? И вот такой человек, сухопутная крыса, добившаяся своего положения единственно благодаря влиянию и семейным связям, а может быть в немалой степени общеизвестному ханжеству, раз за разом делает выговоры ему, Бласко Рамиресу!

Горечь заливала сердце командора. Горечь тем большая, что он не был уверен, сумеет ли в темноте миновать скалистые рифы и мели у входа в порт, чтобы провести туда свой корабль без помощи лоцмана. Правда, фарватер между рифами должен был быть отмечен вешками и буями, а сам проход обозначен двумя парами фонарей, но сейчас не было видно никаких знаков, а фонари, вероятно, уже догорели и погасли.

Когда он, погруженный в мизантропию, стоял на юте «Санта Крус», блуждая взором по темневшему морю, взгляд его остановился на едва заметном силуэте другой каравеллы, которая скорее всего также направлялась в Кале. Несмотря на темноту он различил, что это была легкая двухпалубная каравелла, видимо, входившая в личную эскадру самого адмирала.

Его удивило, что никто её ещё не заметил. Подняв глаза к марсу на гротмачте, командор вышел из себя. Матрос, сидевший там, таращился на порт, вместо того, чтобы наблюдать за горизонтом.

« — Ну, я его проучу!» — вспыльчиво подумал он.

Но сейчас на это времени не было. Бласко решил немедленно зарифить паруса, чтобы пропустить вперед запоздавшую каравеллу, и плыть за ней следом, что до известной степени сняло бы с его плеч ответственность за выбор верного пути.

Подозвав вахтенного офицера, он отдал надлежащие распоряжения. И лишь потом сорвал на нем свою злость и велел заковать в колодки несчастного раззяву, который не сообщил вовремя о появлении корабля за кормой «Санта Крус».

Тем временем запоздавший корабль, гонимый все крепчавшими порывами восточного ветра, значительно приблизился, но тут Рамирес заметил, что и там убирали паруса, так что расстояние между обоими каравеллами перестало уменьшаться. Видимо, упрямый капитан не хотел обгонять флагманский корабль и уступал ему проход.

Командора это привело в ярость.

— Крикните этому дураку, чтобы он нас не ждал! — велел он своему помощнику.

Приказ был выполнен незамедлительно, но только наполовину: вахтенный офицер, приложив ко рту жестяной рупор, едва не сорвал глотку, но с двухпалубной каравеллы ответили только вежливым салютом красно — золотого флага.

С такой любезностью ничего нельзя было поделать: темная полоса береговой линии вырастала все ближе по правому борту и в конце концов могло не остаться места для поворота, а любезный дурень и не думал выходить вперед.

Вахтенный офицер не смел глаз поднять на кипящего от ярости командора и только раз за разом косился на этот берег, прислушиваясь ко все более отчетливому шуму прибоя на невидимых рифах. И тут он разглядел вдали по курсу неторопливо покачивавшиеся на волнах два огня, помещенных один над другим, а дальше ещё два таких же.

— Виден вход в порт, ваша светлость, — осмелился выдавить он.

Рамирес оглянулся и с облегчением вздохнул, после чего велел выбирать шкоты, уже не обращая внимания на каравеллу, тянувшуюся за кормой «Санта Крус». Паруса тут же подхватили ветер, и корабль снова начал набирать ход, ориентируясь на световые маяки, которые так вовремя появились перед ним.

С палубы «Двенадцати апостолов» заметили вход в порт Кале гораздо раньше — ещё когда Мартен велел ответить салютом испанского военного флага на крики, долетавшие с «Санта Крус». Жест этот был продиктован не столько любезностью перед флагманским кораблем, сколько необходимостью обеспечить себе отход. Появись у команды «Санта Крус» хотя бы тень подозрения относительно намерений двухпалубной каравеллы, командор Бласко де Рамирес наверняка бы вплел ещё один лавровый лист в венок своей славы…

Поскольку случилось иначе, брандер плыл теперь вслед за ним, буксируя за кормой маленькую, но быструю парусную шлюпку, взятую с «Зефира». Вдоль бортов «Двенадцати апостолов» на месте легких орудий лежали бочки с порохом, а между ними и основанием мачт — пучки пакли, пропитанной смолой.

Весь экипаж каравеллы состоял всего из шести человек, не считая Мартена, который сам стоял на руле. Корабль оказался неповоротлив, и каждый маневр требовал немалых усилий, но ветер был попутным, а «Санта Крус» послужил весьма недурным проводником: миновав узкий проход, он взял несколько правее, к главной пристани, где был виден рой стояночных фонарей на мачтах.